Парижская мода. Культурная история - [80]
Видимый даже невооруженным глазом факт заключается в том, что коллаборационисты Парижа и Виши, однажды согласившиеся рекламировать эмблему, служившую обнадеживающим напоминанием, что в ситуации национального унижения можно оставаться французом – и даже бóльшим французом, чем когда-либо, – и одновременно являвшую собой квинтэссенцию la francité, в итоге уничтожили берет – пусть не в одно мгновение, но медленно и верно. Берет некоторым образом потерял невинность, он был политически осквернен[467].
Поначалу казалось, что, несмотря на специфику ситуации, мода в Париже развивается почти так же, как всегда. Повседневные юбки были короткими и довольно пышными – компромисс между прагматикой (например, необходимостью ездить на велосипеде) и сарториальными трендами. Многие женщины продолжали носить костюмы с подбитыми плечами, которые со временем смягчались. Финансовые дела в индустрии высокой моды шли неплохо. Но «поскольку драконовские запреты ограничили моде свободу маневра, элегантность отступила в мир театра и кино, так как кутюрье, которым недостаточно было одевать звезд для „выхода в свет“, занялись изготовлением сценических костюмов»[468]. Вечерние платья отличались пышными юбками и сложными драпировками. Этот гламурный стиль Belle Époque отчасти был продолжением неовикторианского тренда 1939 года; помимо этого, однако, он отражал и все более значимую роль французского театра и кинематографа в культуре этого периода. Особой популярностью пользовались исторические драмы, и среди клиенток кутюрье было много актрис.
Небольшое число молодых людей, в основном в Париже, предпочитали стиль под названием «зазу» (Zazou); он был сродни «зут-сьютам», которые носили джазовые музыканты в Америке. Молодой французский певец Джонни Хесс использовал слово «зазу» в хите 1938 года «Je suis swing» («Я свингую»). Другой его хит 1942 года назывался «Ils sont zazous» («Они зазу»). Юноши-«зазу» носили длинные драповые жакеты, короткие и узкие – или, наоборот, очень широкие – брюки, туфли на толстой высокой подошве и солнечные очки. Девушки-«зазу» одевались более традиционно: они предпочитали короткие плиссированные юбки, туфли на платформе и сумки через плечо. Их отличительной чертой, однако, был вызывающий макияж: казалось, они стремились нанести на лицо всю косметику, которая оказывалась в их распоряжении. И мужчины и женщины – «зазу» щеголяли высокими прическами-«помпадур» и протестовали против тирании милитаризма и аскетизма, стараясь одеваться настолько ярко, насколько это вообще было возможно. Они танцевали под музыку «свинг», которую фашистский режим, разумеется, объявил декадентской. Отряды сторонников «правого крыла» нападали на «зазу» и брили юношам головы; парижская полиция постоянно устраивала в их танцклубах рейды, сопровождавшиеся арестами[469].
Важным элементом модного гардероба стали шляпы, поскольку их легко было изготовить из дешевых материалов, например целлулоида, тонких деревянных щепок и газет. «Сделанные из обрывков и обрезков того, что нельзя было приспособить ни к чему другому, они выглядели как гигантские пуфы и бросали вызов как горестям времени, так и обычному здравому смыслу», – вспоминал Кристиан Диор[470]. Говорят, что шляпы в итоге начали раздражать нацистов, и они угрожали закрыть магазины шляпников; однако тут же выяснилось, что изготовлением шляп занимаются не только профессионалы, но и обычные женщины. Немцы также ограничили число французских модных журналов; содержание оставшихся подвергалось жесткой цензуре. В результате некоторые издания, например Vogue и Femina, перестали выходить. Мишель де Брюнофф, редактор французского издания Vogue, вспоминал в 1945 году: «При немцах не существовало достойных способов выпускать журнал». Впрочем, он утверждал также, что подготовил несколько нелегальных модных публикаций, на страницах которых «меняющийся силуэт парижанки служил отражением жизнеспособности [горожан] и реакцией на запреты бошей»[471].
В период нацистской оккупации Парижа американская пресса объявила о конце французской модной «диктатуры». По мнению журналистов, новой мировой столицей моды стал Нью-Йорк. «Пока Париж переживает затмение, наши модельеры будут… диктовать моду», – объявила газета New York Sun. Одна лишь Скьяпарелли выступала против слогана «Париж умер, да здравствует Нью-Йорк!». В своих публичных лекциях она не уставала повторять: «Ни Нью-Йорк, ни какой бы то ни было другой город не может занять место Парижа»[472]. Сознавая, что американцы жаждут объявить о гибели французской моды, французские газеты повторяли и опровергали эти утверждения, заявляя, в свою очередь, что высокая мода – это «душа Франции» и ее «национальное достояние»[473].
Союзники против парижской моды
Поскольку капитуляция Франции резко оборвала связи мирового сообщества с парижскими кутюрье, американские и британские модельеры и промышленники были на четыре года предоставлены сами себе – ситуация, с которой в период Первой мировой войны они не сталкивались. В 1941 году в Британии были введены талоны на текстиль, а год спустя была принята так называемая программа «Практичная одежда» (Utility Clothes), в Соединенных Штатах известная под более оптимистичным названием «Костюм победы» (Victory Suit). Костюм, напоминающий униформу, шился из практичного твида; юбка была довольно короткой, плечи пиджака – широкими. Именно он доминировал в женской моде стран-союзников. Впервые в истории американские дизайнеры сформировали собственную сферу влияния и сконцентрировались на спортивной одежде. Британские дизайнеры в отсутствие связей с Парижем были склонны подражать Нью-Йорку.
