Париж — всегда хорошая идея - [63]

Роберт удивленно кивнул:

— Это был мой отец.

— Надо же! Madre mia![55] Господи, надо же быть такому совпадению!

Габриэлла зашлась от восторга громким смехом, а Розали, глядя на рыжую покупательницу из Милана, чей дядюшка Анджело Сопрано… то есть Сальваторе… наверняка был крестным отцом нью-йоркской мафии, вдруг почувствовала сильное желание свернуть стройную шейку этой дамочке.

— It’sa a smalle worlde[56], — изрекла она с жутким итальянским акцентом.

— Вы верите в случайности, мистер Шерман?

Она кокетливо склонила головку набок, и Роберт, не удержавшись, невольно рассмеялся.

Розали решила, что настал походящий момент вмешаться.

— Et voite[57], с вас семьдесят три евро и восемьдесят центов, — сказала она и сунула под нос опешившей итальянке изящный голубой пакет, перевязанный белой ленточкой.

Итальянка рассеянным жестом, не глядя, вытащила из канареечно-желтой сумки от «Прада» гигантский кошелек, продолжая то и дело оглядываться на американца, который по-прежнему стоял на пороге.

Когда она расплатилась и, подойдя к Роберту, остановилась, чтобы продолжить с ним разговор, к ней сзади обратилась Розали:

— Au revoir, madame! Извините, но мы закрываемся на обед, — сказала она и ласково, но решительно подтолкнула рыжеволосую итальянку за порог.

— О, одну секундочку! — Габриэлла сделала грациозный разворот вправо и снова очутилась перед Робертом. — Какая удача, что мы познакомились, мистер Шерман, — прощебетала она. — У вас найдется время на чашечку кофе? Мне было бы очень приятно.

— У мистера Шермана, к сожалению, уже назначена встреча на это время, — безжалостно улыбаясь, объявила Розали. Скрестив руки на груди, она загородила собою вход. — Bonne journee, madame![58]

— Ах, какая жалость! Очень жалко! — Итальянка разочарованно удалилась, унося свой пакет, однако она все же успела сунуть Роберту свою визитную карточку. — Позвоните мне, синьор Шерман. Уверена, что нам есть что рассказать друг другу!

— Так у меня назначена встреча? — посмеиваясь, спросил Шерман, когда Розали захлопнула дверь, выпроводив Габриэллу Спинелли.

— Да, — с вызовом ответила Розали, — со мной!

— О! — удивился он в шутку. — Это, конечно… еще лучше.

— Очень остроумно! Если вы заходите ко мне для того, чтобы флиртовать с незнакомыми женщинами, то можете не задерживаться, — бросила она необдуманно.

Надо же было сказать такую глупость! Она прикусила губу.

— Это что — ревность?

Она театрально закатила глаза:

— Вы слишком высокого о себе мнения, дорогой мой. Я просто хотела спасти вас от непрестанно чирикающей итальянской вертишейки!

— Очень привлекательной итальянской вертишейки, — ухмыльнулся он во весь рот. — Ножки — загляденье!

— Ах, простите! Я и не знала, что вам нравятся итальянские вертишейки! — съязвила она.

Он покачал головой:

— Не бойтесь, моя дорогая. По серьезном размышлении я понял, что мне милее французские пересмешницы. — Он посмотрел на нее, и его губы дрогнули. — Ну так как же? Есть у меня свидание или нет?

— Если будете себя хорошо вести — может быть. — Розали бросила на него многозначительный взгляд. Она еще не простила ему замечание насчет пыльной кровати. — Может быть, попозже, когда меня придет подменить моя помощница мадам Морель. Раньше мне не бросить лавку.

— Разве вы только что не сказали, что закрываетесь? — Он притворился удивленным.

— Если вы сейчас же не прекратите задавать дурацкие вопросы, то не успеете оглянуться, как я вас выгоню, — заявила Розали. — Почему вы вообще пришли?

— Да был тут поблизости и хотел спросить, что новенького у Макса Марше. Вы же после… после возвращения из Ле-Везине ни разу мне не звонили, и я даже подумал…

Тут он умолк, а она спросила себя, о чем же это он думал.

— В машине у вас был, кажется, недовольный вид.

— Нет, ничего. — Розали почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд. — Макс Марше на днях выписан из клиники, но он мне еще не звонил. Как только он позвонит, я сразу дам вам знать, и тогда мы поедем в Ле-Везине. Как договаривались.

Очевидно, он принимает ее за такую мимозу, которая все время обижается и от обиды не держит данного слова.

— Я не хотел вас сердить, Розали. Я просто был не в себе в тот вечер. Для меня же это дело очень личное, а не просто своего рода… игра в кладоискателей. Вы же это понимаете?

Розали кивнула. Как не понять!

Роберт испытующе посмотрел на нее:

— А мое замечание, что я не хочу лежать с вами под кроватью, это была просто…

— …глупость, — закончили они в один голос, и оба рассмеялись.

— Ну, так когда же придет ваша мадам Моршель?

— Морель. И придет она в два часа. Если хотите, можете тогда за мной зайти, и мы пойдем гулять с Уильямом Моррисом.

Уильям Моррис приподнял голову. Услышав свое имя и слово «гулять», он завилял хвостом.

Роберт наклонился к нему и осторожно погладил собачку по голове.

— Ладно, как знать, — сказал он затем, — может быть, это станет началом прекрасной дружбы.

Когда они встретились, все пошло совершено не так, как они ожидали. За исключением разве что Морриса, которому было совершенно все равно, сколько человек его выгуливают.

Прогулка вдоль Сены получилась не вдвоем, а втроем. И партию первой скрипки в их беседе вела ее матушка.