Париж — всегда хорошая идея - [64]

Неожиданно для Розали в два часа в лавку явилась не только мадам Морель, но следом за ней и Катрин Лоран, у которой Розали только недавно ужинала.

— Bonjour, mon enfant[59], — поздоровалась матушка и тут же заявила о своем праве на безраздельное внимание со стороны дочери. — Что это ты, даже не поздороваешься с мамой?

Одета она была, как всегда, элегантнейшим образом — светло-серый костюм, белая шелковая блузка, жемчужное ожерелье — и, по-видимому, только что из парикмахерской, так как ее пепельные волосы были уложены в красивую прическу с искусным шиньоном на затылке.

Розали, занятая разговором с мадам де Ружмон, которая даже в этот солнечный день, выходя на улицу, не преминула надеть перчатки, так что чуть-чуть превзошла в элегантности мадам Лоран, улыбнулась и, на секунду прервав разговор с покупательницей, поздоровалась с матерью.

— Привет, мама! — Мать и дочь обменялись, как положено, непременным поцелуем в щечку. — Через минуту я освобожусь и буду целиком в твоем распоряжении. Может быть, ты присядешь? — предложила Розали, кивнув на кожаное кресло в углу.

— Ах нет, я лучше постою, и без того уже насиделась в парикмахерской до изнеможения. — Мадам Лоран издала изящный маленький вздох и быстрым движением проверила свою искусную прическу. — Не обращай на меня внимания, ma petite[60], я могу и подождать.

Катрин Лоран прохаживалась по лавке, ее взгляд, скользивший по выставленным товарам, внезапно задержался на мадам Морель, которая была занята тем, что раскладывала в одной из витрин новые открытки и конверты.

— Ах, вы, наверное, новая помощница. Очень разумно, что моя дочь наконец-то решилась набрать персонал, а то она совсем заработалась…

Величественно кивнув мадам Морель, она, тихонько мурлыча что-то себе под нос, бродила по лавке, цокая по каменному полу высокими каблучками.

Розали занервничала, в ней поднималась какая-то неопределенная тревожность. Вполуха она слушала, что говорила мадам де Ружмон, та подробно объясняла, какой должна быть поздравительная открытка, которую она заказывала к круглой дате ее приятельницы Шарлотты.

— Надо, чтобы на рисунке присутствовала гондола, — рассуждала она вслух. — Шарлотта любит Венецию, и я хочу подарить ей поездку в Венецию на выходные дни. Как по-вашему, это удачно придумано?

— О, по-моему, это замечательно, — поспешила заверить ее Розали, не спуская глаз с матери, которая, сцепив за спиной руки и постукивая каблучками, нарезала круги по магазину.

— Но нужен какой-нибудь оригинальный текст. Мне хочется чего-то оригинального, — изящно водя одетой в перчатку рукой по воздуху и задумчиво поджимая чуть тронутые розовой помадой губы, говорила мадам де Ружмон.

— Я непременно что-нибудь придумаю, мадам де Ружмон.

Розали вскинула голову, пытаясь закончить разговор с пожилой дамой.

— Что ж, тогда не буду вас больше задерживать, моя дорогая. — Мадам де Ружмон взялась за сумочку и с любопытством покосилась на Катрин Лоран.

— У вас, я вижу, гости — пришла ваша матушка, — пропела она.

Розали кивнула, и пожилая дама восприняла это как приглашение познакомиться. Семенящей походкой она направилась к изумленной мадам Лоран и сказала:

— Я очень люблю лавку вашей дочери. Такие красивые вещицы!

— Мама, позволь представить. Это мадам де Ружмон, моя любимая клиентка. Она тоже живет в Седьмом округе, — быстро пояснила Розали. — Мадам Лоран, моя мама.

— Enchantee[61], — сказала Катрин Лоран, сдержанно кланяясь.

Но не успела она открыть рот, чтобы произнести приветствие, в котором, конечно же, предполагалось упоминание о том, что она урожденная де Валуа, как снова открылась дверь. На часах было ровно два.

Вошел Роберт с громадным букетом в руке.

— О, я слишком рано пришел? — спросил он, увидев целое общество дам разного возраста, которые дружно обернулись и смотрели на него.

Спустя пятнадцать минут после того, как вызвавший всеобщее восхищение букет был помещен в большую вазу, они отправились на прогулку — Роберт, Розали и maman.

Катрин Лоран не преминула присоединиться к Розали и этому интересному американцу с такими прекрасными манерами, который пришел к ее дочери с цветами.

— О, пожалуй, я немножко пройдусь с вами. Погода такая чудесная, а я сегодня до того засиделась, что неплохо бы размять ноги, — радостно воскликнула она, когда Розали сдержанно представила ей Роберта, назвав своим знакомым.

Мадам де Ружмон, наверное, тоже не отказалась бы принять участие в прогулке, если бы ее пригласили. Она то и дело с интересом поглядывала на этого высокого, интересного, говорившего с американским акцентом мужчину, которого, как ей показалось, она где-то видела. Актер, может быть?

— Такой прекрасный букет, — сказала она, нехотя собравшись уходить, и на прощание не забыла одарить Роберта очаровательной улыбкой. Внезапно она так и застыла на месте. — Parbleu![62] Вспомнила, откуда вы мне так знакомы, мсье! Вы ведь уже сюда заходили, верно? Вы же, кажется… Не тот ли вы адвокат, который…

— О! — обрадовалась Катрин Лоран. — Так мсье Шерман — адвокат?

— …Опрокинул стойку с открытками? — как ни в чем не бывало закончила мадам де Ружмон начатую фразу. — Вижу, вы попросили прощения за ту сцену, мсье. — Выходя из лавки, она помахала маленькой ручкой в сторону букета. — Как приятно, когда мужчина умеет приносить извинения, мой муж этому так и не научился.