Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [88]

— Нет, ты стала важная, — тупо повторил Санька. — А куда ты идешь?

Света повесила трубку. Как ей мог нравиться этот Санька тогда, зимой, когда они несколько раз ходили на лыжах вместе с папой?

Внешность самая заурядная, танцует только вальс и краковяк, «Анну Каренину» читает третий месяц и только затем, чтобы сделать приятное Светиному отцу. Изобретает, правда…

Звонок.

— Это тубдиспансер?

Все задались целью извести Свету!

Она вернулась к дивану.

«…и я прошу вас, если вы хороший человек, забудьте то, что вы сказали, как и я забуду…

…Ни одного слова вашего, ни одного движения вашего я не забуду никогда и не могу…»

Это Вронский сказал.

Разве Санька Куманек способен на что-либо подобное?

Зазвонил снова телефон, и на этот раз ответил тот, кого ждала Света, а именно — Рудя Кричевский, родственник пианистки Афрамеевой.

— Вы простите, Света, что заставил вас ждать, но меня задержали в министерстве. Здравствуйте.

Он, конечно, выдумал про министерство, просто дурака валял, но даже это понравилось Свете.

— Здравствуй… те.

Ей еще никогда никто не говорил «вы», и она никому — из своих сверстников, и то, что Рудя говорил ей «вы» и даже два раза назвал Светланой Викторовной, приводило девочку в полное смятение.

— У меня есть билеты, — сообщил Рудька. — Пошли?

Он назвал иностранный кинофильм, который Свете ужас как хотелось посмотреть, но папа сказал, что это ей совершенно ни к чему.

Ее затрясло от волнения. Она знала, конечно, что Рудя ее куда-то пригласит, предполагала, что в кино, и даже подозревала, что именно на эту картину, ждала дня три, волновалась, мечтала, переживала, и вот эта минута пришла, и ей тотчас же стало неуютно на душе и жутковато.

— Я просто не знаю, Рудя. Папы нет.

— Света, не ставьте себя в глупое и зависимое положение, — сказал Рудька с печальной иронией.

— Хорошо. Я приду к кинотеатру.

«Ах, будь что будет!» В своем пенале, среди огрызков карандашей и резинок, под циркулем, Света нашла три кривые заржавевшие шпильки и подколола косы по-взрослому. Папа терпеть не мог, когда Света подкалывала косы, он велел выкинуть все шпильки, вот только эти три уцелели случайно.

Рудя ждал Свету на площади Пушкина возле сквера. Завидя его еще издали, Света огорчилась: какой же он все-таки маленький! Зато модно одет и курит. Вообще с таким мальчиком интересно.

Но в фойе кинотеатра ее обуял смертельный страх, как бы не встретить кого-нибудь из знакомых. Кроме того, час был поздний, и Света, по совести говоря, с удовольствием удрала бы домой до начала сеанса. Удивительно ей было неуютно, как во сне бывает: будто идешь по улице зимой, кругом снег, все в шубах, а ты почему-то босиком и в одной сорочке. Но она не уходила, боясь, как бы Рудя ее не засмеял и не принял бы за совсем маленькую девочку.

Наконец начался сеанс.

Это был фильм, который детям до шестнадцати смотреть не положено, и Света впилась глазами в экран. Света не поняла фильм до конца, но почувствовала, что героиня была все же хорошая и очень несчастная девушка. Пока шел сеанс, Света думала о том, что сгорела бы со стыда, если бы тут, рядом с ней, находился отец. Она и Рудьки стеснялась, впрочем. Когда начиналась сцена про любовь, жаждала лишь одного — чтобы сцена поскорее кончилась. И в то же время с нетерпением ждала: а вдруг опять поцелуются?

Когда зажегся свет, Рудька сказал назидательно:

— Вот видите, к чему приводит непостоянство. А вы говорите — зачем комсомол так бдит над моральным обликом?

Ничего такого Света, разумеется, не говорила.

Она молчала, пока они медленно двигались через зал и спускались с толпой по лестнице. А на улице воскликнула:

— Но, Рудя, это же все при капитализме произошло с этой Анной! Она просто была очень несчастная, как все люди при капитализме. И как та Анна при царизме.

— Кто? — не понял Рудька и вздохнул. — Бог мой, какой вы еще ребенок, Света.

Она закричала:

— Ну и пожалуйста! Подумаешь… пусть! — И побежала домой без оглядки.

В общем, все обошлось не так плохо, в конце концов. И час был не такой страшно поздний. И Рудька ей стал казаться снова очень привлекательным, едва она рассталась с ним. И вообще она ничего плохого не сделала.

Когда Мусатовы вернулись домой, то нашли ее крепко спящей.

— Вот видишь, какое у нас примерное дитя… — улыбнулась Ирина Всеволодовна, но Мусатов заметил три кривые ржавые шпильки, торчащие из подобранных Светиных кос, и ничего не ответил.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Всю неделю Кира названивала Василию Максимовичу и на работу и домой, напоминая о его обещании поговорить с Мусатовым. Михеев и сам был не рад, что сгоряча придумал все это дело, и откладывал разговор с двоюродным братом. Ему было неловко просить Виктора за Киру, он боялся отказа и в то же время хотел сдержать слово и помочь Кире, которая ему нравилась даже сильнее, чем сам он думал. Он хотел с ней увидеться снова, но она говорила, что пока не будет ответа от Мусатова, встретиться с Василием Максимовичем почему-то никак не может. Его удивляло такое упрямство, он начинал догадываться, что тут ведется какая-то «политика», хотя и не подозревал, что в парикмахерской около телефона торчит некая Валя Бунчикова, подсказывая Кире каждое слово, жестикулируя и строя всевозможные гримасы.