Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [85]

Шрифт
Интервал

…Вечером, на хорах Колонного зала, с тихим жужжанием, по-южному знойно и ярко светили мощные прожектора, лучи их радушно вспыхивали в хрустальных люстрах, и Мусатов, нацелив камеру на первые ряды партера, увидел высоко поднятую седеющую голову своей жены. Он и не подозревал, что она здесь, в зале.

Ирина Всеволодовна переговаривалась с соседкой — тучной женщиной, слегка щурилась и улыбалась.

Мусатов передал камеру Толе Сегалу, сказав, что сейчас вернется, и побежал с балкона вниз, на ходу обмахиваясь целлулоидным козырьком.

Завидя мужа, Ирина Всеволодовна помахала ему перчаткой, а длинные серьги в ее ушах заискрились, переливаясь и горя.

— Познакомьтесь, — сказала она соседке, — мой муж — жрец десятой музы! Он нас с вами еще увековечит, того гляди! А это, Виктор, Анна Иоанновна — сотрудница министерства. Мы с тобой еще не виделись сегодня! — вспомнила Ирина Всеволодовна.

— Давай потом на часок за город поедем, Ариша, машина здесь, договорились? — спросил Мусатов.

— Вот видите, Анна Иоанновна — за город! — кататься!

— Анна Иоанновна, походатайствуйте за меня, — попросил Мусатов. — Я всю жизнь только и делаю, что горжусь своей ученой женой. Но всему же есть предел, вы не находите?

— Я сделаю что могу в ваших интересах, — рассмеялась Анна Иоанновна, глядя на смуглого мужа Ирины Нильсен с его узкими — две щелки — глазами и с усами, делающими его похожим не то на татарина, не то на монгола.

Но когда Мусатов с женой сели в машину, он обнаружил кассету, забытую здесь Толей Сегалом.

— Мы ровно на минутку на фабрику заедем, не сердись, Аришенька! — взмолился Мусатов. — Ровно на минутку! И знаешь, можно к пруду пройти в старом парке. Там, наверное, дьявольски хорошо.

Она и не думала сердиться. Не все ли равно куда ехать с Виктором? На фабрику так на фабрику.

В нескольких окнах главного здания еще горел свет. Прошли через тускло освещенный вестибюль, а в пустынном коридоре наткнулись на Диму Климовича.

— Виктор Кириллович! — воскликнул Дима. — Вот это — да! Пойдемте, мы вам покажем наши материалы! Вот только что говорили со Славкой: хорошо бы показать кому-нибудь из старших товарищей именно сейчас, с ходу, и вдруг — вы! Вот это — да!

— На одну минутку в просмотровый, Ариша…

— На одну минутку, — как эхо повторил Дима.

Ирина Всеволодовна молча пошла за ними. В зале было пусто — восемь рядов пустых стульев, пустой экран. У пульта сидел другой паренек, рыжий Слава. Завидя Мусатова, он вскочил и закричал на Диму, зачем тот притащил Виктора Кирилловича!

Слава с ужасом глядел на Ирину Всеволодовну и толкал Диму в бок. Она уселась в четвертом ряду, сказала спокойно:

— Я в данном случае только жена, не бойтесь. А в кинофильмах понимаю мало.

— Ах, Виктор Кириллович, Виктор Кириллович… — волновался Слава Лобов, а свет уже гас, и на экране появилась мультипликация: электрохолодильник «Арктика». Дверца холодильника открылась, из нее выскочил человечек со съемочной камерой. С человечка градом льется пот. Он вынимает из кармана платочек, из платочка сыплются буквы, выстраиваются полукругом, образуя слова: «Арктическая запарка». Следом появляются уже реальные холодильные шкафы «Арктика»: два… пять… семь… целый строй, но все, как один, без компрессора и электродвигателя.

Общий план цеха: он такой же белый, как и сами холодильники, солнечный и чистый; в углу несколько молодых рабочих в аккуратных спецовках играют в домино.

Красный уголок. У телевизора сидят трое и смотрят волейбольный матч. Один встает и направляется к распахнутой двери балкона, не идет, а плывет, почти парит, и дымок от его папиросы ускользает к облакам.

— Начальник цеха холодильников, — пояснил Дима. — Вы, может быть, думаете, что это выходной день, Виктор Кириллович?

— Нет, не думаю, — отозвался Мусатов.

— Всего одной детали не хватает, — продолжал свои пояснения Дима.

Появляется эта деталь — грандиозная, на весь экран, но, по мере того как аппарат отъезжает, она обретает свои нормальные размеры: совсем маленькая деталь.

— А без нее никак, Виктор Кириллович.

Отрывной календарь. Порывом ветра уносит листки… Двадцать второе число, двадцать четвертое, двадцать пятое — конец месяца близок. И тут — всё в движении. Люди носятся по цеху, толкаются и переругиваются на ходу.

А вот другой цех, механический, тот, где, видимо, изготовляют злополучную деталь. Седоватый мужчина пугливо посмотрел в объектив и поспешно отвернулся.

— Это начальник механического цеха, — сказал Дима.

Слава, не выдержав, пробубнил:

— Концовочку мы завтра подмонтируем…

Свет уже зажегся. Дима посмотрел на Мусатова в упор, Слава глядел в пол.

— Что ж, ребятки, вы обыкновенные молодцы, — сказал Мусатов, — и знаете, мне самому пришло на днях в голову, что можно делать хронику-фельетоны. Вы, ребята, должны поехать на завод «Ильич» в Каменогорск и связаться там с начальником санэпидстанции Вороновой. Снимете фильм-письмо к директору Калимасову.

Ирина Всеволодовна сидела в своем четвертом ряду, понимая, что все трое о ней забыли. Впрочем, забавный маленький фильм ей понравился, да и Мусатов ей нравился с его энтузиазмом.

— Если хотите, ребята, я вам набросаю заявочку фильма-письма… Завтра же набросаю. Как?.. Ну просто в подарок! Это же ваше прямое дело, ребята, вы же свой путь наметили этим фельетоном.


Рекомендуем почитать
Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.