Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [84]
Она заговорила, с трудом скрывая раздражение: уже обращалась к приезжим корреспондентам, писала в Свердловск, обивала пороги Каменогорского райкома.
— Уж не знаю, как повлиять на Калимасова! — воскликнула Воронова. — Население нашего поселка дышит скверным, загрязненным воздухом. Вы же видели, нашу ТЭЦ, товарищи…
Мусатов сказал, что не позже, как сегодня днем, Калимасов заверял: новый дымоуловитель уже находится в стадии проектирования.
— «Калимасов заверял!..» — пожала плечами Воронова. — Не проходит ни одного собрания, где бы он не говорил об этом. Слов нет, завод немало делает для своего поселка; жилищное развернули строительство, поликлинику построили, ясли прекрасные, разве кто говорит? Но дым — это бедствие, товарищи! У нас тут на бульваре летом даже цветы вянут и зелень жухнет. Товарищи, напишите фельетон! Может, это подействует, а?
— Да ведь мы же кинокорреспонденты… — сказал Толя.
— Ах вон что… Ну тогда извините, — совсем растерялась Воронова. — Меня, значит, неправильно информировали.
Она встала, застегивая пальто.
— А может, есть возможность какой-нибудь кинофельетон заснять? — спросила она, смущаясь и боясь, что говорит глупости. — Уж я просто не знаю…
— Ка-ак? Фельетон заснять? — удивился Толя.
— А что ж, это любопытно, кинофельетон!.. — сказал Мусатов раздумчиво.
Он мигом представил себе общий план строящегося поселка и четыре грозные трубы теплоэлектроцентрали, из которых ползут желтоватые клубы дыма. Тускнеют окна новых домов… Слой копоти ложится на раскрытую тетрадку школьника… На белую обеденную скатерть… На халат врача, на белье, висящее во дворе… Никнет зелень, вянут цветы…
Может быть, это сделать в виде фильма-письма, и диктор скажет в заключение: «Мы надеемся, товарищ Калимасов, что это первое кинопредупреждение будет и последним! С уважением: начальник санэпидстанции Воронова, оператор Мусатов».
Он думал о фильме-письме, уже лежа в постели, пока розовый Толя посапывал на соседней койке, подложив ладошку под щеку…
Однако, когда Мусатов вернулся в Москву, он сразу же получил очередное задание: завтра приезжает делегация защитников мира. Какие там письма, фельетоны, дым… Всего не успеть, всего не сделать…
На аэродроме Мусатов нашел Сердечкову.
Утро выдалось на славу — ни облачка. Цветные флаги разных стран повисли без движения, и каждый звук — будь то автомобильный гудок, стук каблуков об асфальт или бой курантов по радио — раздавался особенно отчетливо.
Мусатов зажег спичку, даже не защитив огонек ладонью.
— Терпеть не могу такого ясного неба. А мне на ясное везет, — жаловалась Маруся. — Впрочем, погода скоро испортится; быть того не может, чтоб такая благодать долго длилась в Москве!
— За что я тебя, Маруся, люблю, — пошутил Мусатов, — так это за твой оптимизм!
— А знаешь, Кирилыч? Зойка к Неверову бегает нужно-ненужно, и к директору, против тебя что-то затевает, вот я тебе говорю. Но для тебя все, может быть, сойдет благополучно в конце концов, потому что ты — Мусатов, у тебя имя, ты — ведущий!
— Как бы тебе самой, Маруся, не впасть в политиканство, — заметил Мусатов, но Маруся не слушала его.
— Да, обойдется! А вот как оно с Димой и Славкой обойдется, с комсомольцами нашими, так и не знаю! Не знаю!
— А что комсомольцы?
— А тебе не вредно бы поинтересоваться работой Димы Климовича и Славы Лобова! Не вредно! Скажите на милость, ведущий!
У барьера собирались встречающие с букетами, такими же яркими, как флаги.
Мусатов любил снимать крупные и средние планы, и так уж повелось, что его товарищи уступали ему это право, довольствуясь общими. Впрочем, ему действительно прекрасно удавались даже мимолетные портреты. Никто на фабрике не умел, пожалуй, так, как он, схватить в секундном кадре выражение досады, удивления, смущения, радости, удовольствия.
Он сразу приметил, что три пионерки, стоящие впереди толпы встречающих, от волнения теребят свои красные галстуки — две накручивают на палец, а третья засунула кончик в рот. Дышат часто и глубоко. Нет-нет, а переглядываются между собой и подталкивают друг друга локтями. Лучше не сыграешь «волнение на аэродроме»!
Когда дверца самолета открылась и по трапу стали сходить гости, Мусатов весь напрягся. На него напирал сзади тассовский фотокорреспондент. Мусатов и не подумал сдвинуться с места, эту точку он нашел года четыре назад. Прекрасная, испытанная точка! А тассовский может немножко левее забрать.
Впереди шел статный индиец в белой шапочке, оттеняющей золотистую смуглоту его лица; за стеклами овальных очков улыбались грустные умные глаза. Следом — две женщины с красным пятнышком между бровей: одна молодая, тоненькая, как бамбук, с профилем камеи, в голубом сари, расшитом серебром, другая — в фиолетовом с золотыми позументами, пожилая, полная, с усталой улыбкой многодетной матери.
Горбатенький католический священник в черной сутане, с морщинистым лицом, слезящимися голубыми глазами и седыми волосами, легкими, как ковыль, оступился, чуть не упал, его подхватил за локоть красавец негр с глубоким шрамом на щеке. Рослый рыжий скандинав и его жена, тоже рослая и рыжая, в спортивных брюках и с головой давно не стриженного мальчика. На их лицах было написано одинаковое беспредельное любопытство. Немцы — двое пожилых, один молодой. В годы войны молодой был еще ребенком. Он независимо и резво сбежал со ступенек. Но пожилые понимали, куда они прилетели, и ступили на советскую землю с лицами строгими, без тени улыбки.
Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.
50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.