Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - [43]
Новый клуб сиял люстрами и натертым паркетом.
Там демонстрировались фильмы, выступала самодеятельность, читались лекции и доклады. Елена Васильевна, совсем было собравшись домой, внезапно оставалась, ругая себя за слабоволие и недостаток материнского рвения. Но уж очень ей нравился клуб и уж очень полюбились «мероприятия»!
Едва она появлялась в дверях полукруглого с пилястрами зала, как ей кричали со всех сторон: «Елена Васильевна! К нам!»
Она с наивным восхищением хлопала девушкам в сарафанах, плясавшим на подмостках, искренне любовалась Тамарой Макаровой и со сдержанной тревогой слушала лектора-международника.
Эшелон тащился медленно — на восто-о-о-ок… на восто-о-о-ок… пропуская бесконечные составы, полные бойцов и орудий — на за-пад! на за-пад! на за-пад! — и всю дорогу ребятня, чумазая от копоти, потная, растрепанная, носилась по вагонам, по перронам, выскакивала на полустанках, чтоб нарвать полевых цветов, порывалась купаться в каких-то лужах, с нею трудно было совладать.
Подростки бегали слушать сводки на вокзалах, затевали споры, ссоры и даже романы. Так, Майя, дочка старшего технолога, часами торчала у окошка вместе с Гришей, сыном слесаря-инструментальщика завода.
Маленькая Ира, недавно оправившаяся после болезни, снова захворала. Елена Васильевна отгоняла от нее мух старой, еще мирного времени газетой и влажной губкой смачивала потный лоб и сухие губы.
Обиженно плакал младенец на руках у своей девятнадцатилетней матери, нормировщицы Пеночкиной. У нее пропало молоко от жары и беды, от разлуки с мужем, ушедшим на фронт, оттого что покинула родной Капельский, от войны — короче. Младенца «угощали» другие кормящие, то одна, то другая прикладывала его к своей груди. Пеночкина, с глазами, полными детских слез, стояла рядом, сося кончик косынки, будто помогала сыну, потом тихо благодарила и шла через вагон договориться с другой матерью о следующей кормежке.
Жена инженера Букина, домовитая, сдобная, такая белотелая, что даже копоть ее не брала, вся в кулечках, авоськах, банках, умоляла своего пятилетнего сорванца не совать новорожденным в рот огрызки копченой колбасы, не стоять на сквозняке в тамбуре, не ходить на четвереньках.
Она рассказывала Елене Васильевне доверительным тоном, что в Уфе, наверное, не останется:
— У меня, дорогая, дядя родной — крупный человек! Я с ним спишусь и поеду, и как у папы с мамой заживу!
— Где же это?
— В Сталинграде, дорогая!
Пока что сорванец заболел животом от сухомятки, да и не он один.
На станции Шумерля, где поезд стоял несколько длинных, как вечность, часов на дальних путях, подле высоких, мрачно поблескивающих на солнце пирамид угля, в вагоне вдруг появился ярко-голубой эмалированный котел горячей манной каши, прикрытый марлей.
Полная женщина в белом халате, с багровым от жары лицом, с набрякшими веками, разливала кашу по плошкам и кружкам, и по всему ее облику можно было легко предположить, что, не позже как сегодня утром, она получила страшную весть: о сыне? о муже? о брате?
Елена Васильевна кормила с ложки Иру и думала: а ведь всюду в эти тяжкие дни смерти и поражений помнят, что из Москвы едут дети и что нужно их покормить горячим.
И стало легче. Чуть-чуть.
На следующей станции прибежали Майя с Гришей, всклокоченные, возбужденные, с полными руками липких давленых слив. Они орали на весь вагон:
— Наши бомбили Берлин! Впервые! Бомбили! Наши!
Ира, вспомнив собственный недавний опыт, спросила:
— И все ходили в метро, да, мама?
Эти слова даже раздосадовали мать, которая, странным образом, подумала о том же. Уж не собираются ли они с Ирой жалеть немок и немецких детей?
В вагоне зашевелились, оживились, заулыбались, даже планы строили, — может, скоро войне конец? А может, скоро по домам?
Как он был далек, дом, бог ты мой, в другой совсем жизни! Вечером эшелон остановился впритык к воинскому.
Новобранцы молча и пристально разглядывали женщин и детей, потом один, молоденький, кучерявый, ухватившись руками за раму окошка и повиснув на ней, спросил Елену Васильевну:
— Неужто из Москвы?
Она солгала:
— Нет, нет, из Орши, — первое, что пришло в голову. И сама спросила: — Ну, а как, по-твоему, сынок, скоро мы наступать начнем?
— Денька через четыре, — соврал солдатик, будто что-то знал.
И они расстались, довольные друг другом.
Ночью пошел дождь, и хотелось стоять у окошка и дышать, дышать, дышать.
А когда пересели на пароход — чистый, надраенный, гулкий, — женщины тотчас же принялись стряпать и мыть детей, своих и чужих.
Елена Васильевна глядела на Волгу, которую не видела давно, с юности. Проплывали рощи, песчаные отмели, неторопливые стада на пастбищах, тихие деревни; в оконцах зажигались огоньки, здесь еще не знали затемнения. И вдруг раздался душеледенящий вой сирены, а когда через мгновение Елена Васильевна сообразила, что это попросту гудит пароход — басовито, обстоятельно, мирно, у нее отлегло от сердца и показалось, что вообще никакой нет войны, что быть того не может, чтоб одни люди убивали других, когда такое небо над головой и такая вода за бортом.
Поздно вечером у Иры поднялась температура, и в каюту к Елене Васильевне явилась Максимова — начальник эвакоэшелона, плановик завода, член партбюро — быстрая, несмотря на тучность, и решительная, даже резкая, несмотря на большие с поволокой глаза и тихий голос. Максимовой надлежало доставить эвакуированных в Уфу в полном здравии, устроить людей на месте и тотчас же воротиться на «Агромаш», уже военизированный.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.