Париж с нами - [67]
Флажки у владельца магазина сохранились еще со времен войны, когда он отмечал ими линию фронта на карте, висевшей у него на втором этаже, в темном коридорчике.
Для западного фронта флажки понадобились всего два раза: во время высадки войск в Северной Африке да еще для десанта в Нормандии… А в общем-то западный фронт оставался без движения и не заслуживал новых флажков. Его достаточно было раз и навсегда обозначить карандашом. Это имело свое преимущество: нечего было опасаться немцев, если они вздумают заглянуть в дом. Из тех же соображений восточный фронт, фронт полный неожиданностей и важных изменений, отмечался не красными, а тоже трехцветными флажками. Вздумали бы немцы допытываться, что да почему, и лавочник смог бы ответить: этим я подчеркиваю солидарность Франции с Германией в ее борьбе против большевизма…
Джипы беспрерывно то стремительно въезжают в ворота госпиталя, то вылетают из них, как всегда, на полном ходу.
Полетта заметила, что между охранниками и американцами отношения довольно натянутые. Они неприязненно поглядывают друг на друга. Американцы еще более заносчивы, надменны и презрительны, чем обычно. Их жевательные резинки сегодня, несомненно, горчат. Облик американцев связан для всех с этой постоянной жвачкой. По движению скул американца легко догадаться о его чувствах и узнать его настроение. Можно яростно работать челюстями, выражая этим свое недовольство, раздражение… Можно жевать изысканно, не открывая рта, подчеркивая свое уважение к заслуживающим этого людям. А есть еще наглая, заносчивая манера — «я, мол, американец»: — тут надо прищелкивать языком и гоготать. Можно вкрадчиво сплюнуть резинку вслед девушке — правда, этот способ ухаживания, пожалуй, покажется несколько развязным, но ничего, они ведь нам, американцам, все прощают…
Охранники заметили надменное отношение к ним американцев, и хотя этих толстошкурых презрением не легко прошибить — и не такое они видали на своей работе, — но все же сейчас они брюзжат: какого чорта нас прислали их защищать? Подумаешь, пусть сами выкручиваются!
Охранникам неизвестно, что полковник Брендерс, увидев их у госпиталя, в бешенстве кинулся к телефону и вызвал префекта. «Это что еще за номера!» — заорал он в трубку. По-английски, конечно. А префект понимает по-английски с пятого на десятое, да и то когда говорят медленно. Немецкий язык — другое дело, с ним он чудесно справлялся. Правда, немцы обычно обращались к нему на французском языке. Но сейчас незнание языка избавило префекта от того, чтобы выслушивать весьма нелестные замечания в свой адрес.
— Вы что, решили сделать нас посмешищем, взять под свое крылышко? — крикнул Брендерс.
Потом наступила минутная пауза, словно полковник вставлял новую обойму.
— Тем более, что ваше крылышко порядочно общипано, именно общипано, разрешите мне вам это сказать!
Следующая фраза была произнесена в более сдержанном, спокойном, официальном тоне:
— Господин префект, вам следует немедленно отозвать ваших полицейских.
Эти слова префект наконец понял, так как полковник проговорил их медленно.
— Нет, нет и нет! Такую ответственность, господин полковник, я на себя взять не могу! — ответил префект по-французски.
Теперь уже Брендерс, в свою очередь, ничего не понял. Он уловил только слово «нет». Тогда он вскочил в машину и помчался к префекту. Объяснение происходило с помощью переводчика. Коротышка-префект заартачился, не столько из храбрости, сколько из опасения неприятных столкновений во время предстоящей демонстрации. Полковнику не удалось сломить упрямство префекта, и он, вернувшись к себе, хотел позвонить в штаб, связаться с министрами, а затем… затем… но что же это за правительство, если оно не примет немедленно мер? Что они себе воображают?
Американские солдаты знали или, во всяком случае, догадывались о настроениях начальства, и тоже чувствовали себя оскорбленными этим посягательством на их независимость. Вот почему они так неприязненно держались по отношению к охранникам. Правда, натянутость в отношениях не мешала солдатам и полицейским вести себя, так сказать, по-свойски: они машут друг другу рукой, перемигиваются, обмениваются шуточками…
К госпиталю подлетел джип и, словно случайно проскочив мимо ворот, на полном ходу понесся к группе охранников и резко затормозил под самым их носом… Американцы хотели попугать французов и расхохотались во все горло. На той же скорости немедленно был дан задний ход, чтобы развернуться и въехать в ворота, но шофер не рассчитал и… джип влетел на тротуар и врезался одновременно в витрину мясной и парфюмерного магазина.
Все остолбенели. После отчаянного звона падающих на мостовую осколков стекла наступила длительная тишина… До чего же нелепый инцидент!.. Первыми рассмеялись охранники. Вслед за ними загоготали и пассажиры джипа. Шофер включил мотор и по усыпанной стеклом мостовой въехал в ворота госпиталя. Им не положено пускаться в объяснения с гражданским населением. Они отчитываются перед своим собственным начальством. А все остальное их не касается…
Покупатели, мясник, владелец парфюмерного магазина — все высыпали на тротуар.
