Парикмахерша - [4]

Зачем далеко ходить? Ирина!

Я уселся в мягкое вращающееся кресло с высокой спинкой, удобными подлокотниками, свежая салфетка нежно окутала шею… Чистым фоном полилась объёмная музыка природы, далёкие крики чаек. В посвист ветра, шелест морского прибоя вплеталось жужжание машинки. Вначале окантовка висков, затылка, затем стрекотание ножниц… Будто стрекоза вибрировала над макушкой. Все движения мастера размерены, неторопливы. Приятные тёплые волны ласкали голову. Пушистая кисточка, едва касаясь, скользила по лицу — крылья бабочки… Волшебство! Откуда–то из далёка–далека вспомнилась молодая мама, бережно хранившая рядом с иконкой мою первую светлорусую прядку волос.

Зимняя позёмка стучала сухой россыпью в окна.

А Ирина всё рассказывала…

* * *

— И вот международный конкурс на лучшего парикмахера в Норвегии, в Осло.

Россию доверено представлять мне. Говорю, у самой дух заходится от восторга…

Закрепили сильного тренера. Уровень других участников мы изучили. Я — на волосок от победы… Состязание по сути превращалось в формальность с заведомым результатом. Участие, разумеется, полностью за свой счёт. Я в банк за денежками… И тут очередной кризис! Выдачу кредитов прекратили. Остаётся неделя, денег нет. С протянутой рукой — по родне, по знакомым. Никто не даёт. Одна приятельница хмыкнула:

— Допустим, выручу, с чего отдашь. Всю жизнь будешь отрабатывать. Тебе это надо?

— Надо.

— А мне нет. Погляди на своё каменное лицо.

У меня депрессия… Состояние такое тупиковое, точно выжали до капли. Остаётся сделать последний шаг, и тогда вложенные усилия, деньги начнут возвращаться… А ты не можешь. Я ревмя ревела без видимых причин, от обиды, от жалости к себе.

Муж перепугался:

— Иришка, что с тобой?

— Обидно мне… — и давай пуще выть.

Так не попала на конкурс в Норвегию.

В Москве недовольно поморщились, но смолчали. На следующий год чемпионат Европы — во Франции, в Париже. Настоящий чемпионат, в настоящем Париже!

Умереть — не встать…

Теперь уж меня не проведёшь! Я — воробей стреляный!

Денег накопила заранее, чтобы исключить любую случайность, любой подвох. Дочь настроилась на модель: волосы загодя выкрашены, выровнены. С документами полный порядок: паспорта готовы, визы оформлены. Тренер назначен, упражняюсь сутками, больше ничем не занимаюсь. В разведку так не готовят.

До поездки остаётся три дня.

Внезапно у меня разболелась нога. Дикая боль! Ни с того ни с сего.

В одно прекрасное утро не смогла встать с кровати. Такая резь в пятке, ступить не могу. Уколы, мази, таблетки — ничего не помогает, нога пухнет. А работа у нас стоячая. Мало того, нога, нервы до того расшатались, до того себя довела, накрутила — начался токсикоз. Тошнота. Нужно переводить за участие тысячу евро, а я шага шагнуть не могу. В банк поехал муж. Следующий платёж три тысячи: оплачиваешь фирме–организатору, башляешь тренеру, жюри… Не тебе платят за то, что в сборной России — ты финансируешь! Могут выдать, взаимообразно, бутылку лака или пенки. Остальное сам. Кроме того, нужны немалые деньги на поездку вдвоём. Из Москвы сутками названивают, торопят со вторым платежом, дёргают меня…

А нога с каждым часом хуже, хуже да ещё выворачивает наизнанку.

Реву, вся разбитая, не знаю, что делать. Волосья рву от досады, сердцем бедую. Деньги собраны, опять надо отправлять мужа, проплачивать, но дальше–то что? Ведь он в Париж вместо меня не поедет. И тут опять добрая приятельница:

— Сходи в церковь к батюшке. Спроси совета.

Поначалу я всеръёз не приняла, а муж поддакнул:

— Сходи, хуже не будет.

Я так–то крещёная, заглядывала пару раз на Пасху, но правильно себя в церкви вести не умею. Прошлый раз старуха в чёрном на меня как зашипит: «Не так делаеш–шшшь!» Я оттоль — бегом. Пока сильно не припёрло, обходила сторонкой, а тут решилась… Больше куда пойдёшь? Достали костыли. Попробовала на них по дому передвигаться. Плохо, неуверенно получается. Белый платок повязала, муж отвёз до церкви, помог выйти. По ступенькам вдвоём, дальше сама. Открываю огромную дверь, внутри — тишина, запах ладана, свечи горят, батюшка крест на груди поправляет. Всматриваюсь в лицо: добрый или нет? Когда о помощи ближнему, о любви проповедуют с глухим остервенением… Знаете, как бывает… Тут гляжу, лицо спокойное, благостное.

— Святой отец, выслушайте меня.

Он посмотрел в самые–самые глаза. Выложила я свою беду, как есть. Ничего не таила, не приукрашивала, как на духу. Батюшка слушал внимательно, не перебивал:

— Хватит тебе, девка, деньги на сторону платить.

— Как это?

— Довольно с тебя тянули. От этого и выворачивает всю.

Откуда узнал, что тошнота замучила? Я ни слова…

— Пришла тебе пора своё дело открывать.

— Страшно! не справлюсь…

— Не бойся, ты сильная, с Богом! — и перекрестил.

Выхожу из церкви, сама не своя. Будто крылья выросли…

И про боль в ноге забыла. Мужу не знаю, как сообщить, а он: «Что да что?» Всю дорогу молчала, а дома выревелась, пересказала.

Он не ожидал, опешил:

— И на какие шиши, интересно знать?

— Займу.

— С этими долгами не расквитались.

— Авось уладится…

— Хочешь врагов нажить? Забыла, где живём?

Решение приняла бесповоротно.

Сказала — отрезала!