Параллельщики - [19]

Лаки вздохнул.

– Исследования этой проблемы у нас остановили, в отличие от США – мы ведь были теперь «демократической страной». Институт на Урале закрыли, здания забросили, даже не потрудившись вывезти оборудование и архивы. А там находился целый научный городок, вскоре занятый непонятными людьми – то ли сектантами, то ли псевдоучеными, – поддерживаемыми местным руководством. Но кому тогда до этого было дело? На территорию бывшего института стали завозить огромное число генераторов, оборудование для новой электростанции и много чего еще. Финансировалось все это международной общественной организацией, официально примыкавшей к «зеленым», но по сути – чем-то вроде секты с головным офисом в США и руководством из представителей граждан нескольких стран – Европы, Японии, кое-кого с арабского Востока, ну и тех же американцев. Официально организация выступала за отказ от крупной промышленности, переход к самообеспечению и, главное, полное уничтожение крупных городов, с переселением людей «на лоно природы». Урал, особенно Северный, был им удобен, там много тихих долин, где можно устраивать свои поселения. Так они говорили.

Правда, продукцией той самой цивилизации пользовались вовсю, особенно энергетикой и вычислительной техникой.

Но требовали «возврата к исконным нормам взаимодействия с природой», отчего их у нас прозвали исконниками.

– Я слышала это слово, в новостях говорили, что именно они устроили взрыв в переходе. – Я обернулась от озера (следила за так и маячившим неподалеку лебедем).

Лаки согласно кивнул:

– Да, они. Только про их связь с взрывом – глупые слухи. Я же там был. Просто у какого-то дебила баллон с бытовым газом взорвался, счастье, пустой почти. Исконники действуют иначе, и до нападения не «светятся». Хотя они это не нападениями считают, а «попыткой восстановить равновесие в природе». Первый раз они открыто заявили о себе в конце девяносто третьего, воспользовавшись неразберихой в Москве и на Урале. В Москве как раз осада Белого Дома шла, президент с Советом власть делили, поэтому никто не обратил внимания на сообщения с Урала. Потом уже люди задумались и вызвали группу деда – всех, кто был жив и в стране.

– А что произошло?

– Исконники запустили первую установку в одном из небольших уральских поселков. Энергии им хватило всего на полчаса, потом вся округа оказалась обесточенной, но этого было достаточно, чтобы в поселке произошли «непоправимые изменения», как написали в отчете. Тот, первый, довоенный эксперимент был иным, и на самом деле при небольшой затрате энергии привел к полной замене участков поверхности, а вот этот, у исконников, как и все их последующие нападения, – к… не знаю, как это точно сказать. Это был «винегрет» из двух пространств, выглядевший как кошмарный сон: сквозь одни постройки проступали другие, улицы вели в тупики, а то и жилые комнаты, подвалы, смешались даже время суток и сезоны. От самого воздействия люди не пострадали – те места, где находился хотя бы один человек, не «выворачивало», только в нескольких метрах от него начиналась катавасия. Но аварии, сердечные приступы, помешательство, я уж не говорю про обычный шок… Через полчаса все затихло, только в некоторых местах появились или исчезли небольшие постройки – те, в которых не было людей. Да еще появились два непонятных человека в необычной одежде и совершенно без памяти. Психически они были нормальны, но сильно истощены, и ничего о себе не помнили. Это были первые… – Лаки сжал кулак. – Я оказался здесь в результате третьего «эксперимента» – подросток, ничего о себе не помнивший, не умевший читать и писать, вернее не умевший делать это на языках этого мира. Фактически я родился тогда, у меня нет детства – я его не помню, только взрывы и оборону детского дома. Дед тогда уже искал нас – таких вот параллельщиков. По госпиталям, психбольницам, детдомам. Он спас и меня, и Ильгиза. Тот оказался здесь вообще малышом, его усыновили знакомые деда, татары по национальности. Сам Ильгиз очень светловолосый, только что скулы более высокие. Его даже «белым татарчонком» прозвали, он не обижается. Ты чего?

– Вспомнила: в детстве откопала старую книжку, «Белый цыганенок» называлась, как раз о похожем, только там мальчишка в войну к цыганам попал, – улыбнулась я, думая про себя: «Как же страшно жить вот так, не зная ничего о своей родине, о своей семье, быть чужим для всех».

И Лаки как раз заговорил об этом:

– Все мы, параллельщики, генетически люди, у кое-кого уже семьи, дети от местных, но каждый – единственный представитель своей расы. И ты – тоже.

Я слушала, все больше проваливаясь в ощущение полнейшего, абсолютного одиночества. Да, вокруг были люди, и даже говорившие со мной на одном языке, но я все равно была одна, одна в целом мире. Это страшно. Все же я заставила себя очнуться – именно потому, что рядом на самом деле были люди, пусть и другой расы, но внешне-то это не определить, только по анализу ДНК. А культура и история вообще одинаковые. Чтобы не показать своего состояния, спросила, стараясь говорить так же спокойно, как и до этого:

– Если у всех параллельщиков есть отличия в ДНК, то у всех и реакция на местные вещества будет, как у меня на валерьянку?