«Паралитики власти» и «эпилептики революции» - [77]

Щегловитов. Чтобы уступать? Я не помню…

Завадский. Доходили до таких мелочей, что обычное „представление“ предлагалось заменить „отношением“ от прокурорского надзора к тюремным надзирателям…

Щегловитов. Это, во всяком случае, без какой-нибудь цели подчеркнуть мое отношение…»

По отзывам С. В. Завадского, И. Г. Щегловитов на допросе вел себя «с достоинством и с гораздо большим самообладанием, чем некоторые из допрашиваемых».

Помимо членов комиссии И. Г. Щегловитова неоднократно допрашивали и следователи. В отношении бывшего министра было возбуждено несколько дел, которыми занимались следователи В. В. Соколов, Ф. И. Вереницын, А. А. Бурцаль и другие. Для того чтобы собрать как можно более обширный материал «о злоупотреблениях, допущенных И. Г. Щегловитовым», в частности, о воздействии его на судей, судебных следователей и чинов прокуратуры (с целью добиться от них определенного направления или исхода дела), о незаконных их перемещениях и увольнениях, о необоснованном испрашивании у государя разрешения на прекращение некоторых дел, комиссия сочла нужным специально обратиться через печать ко всем гражданам России, как должностным, так и частным лицам, с просьбой прислать краткие сообщения.

Писем на это обращение поступило немало; некоторые сообщения послужили основанием для официального предъявления обвинения бывшему министру.

Первое обвинение И. Г. Щегловитову было предъявлено следователем В. В. Соколовым 3 июня 1917 года по статье 362 Уложения о наказаниях (преступление по должности). Затем ему предъявляли обвинение 27 и 28 июня, 3 августа, 12 и 13 сентября 1917 года. Он обвинялся, например, в том, что допустил фальсификацию по делу Бейлиса, что во всеподданнейших докладах императору по некоторым делам умышленно искажал факты, что незаконно увольнял и перемещал лиц судебного ведомства, и в других преступлениях по должности.

И. Г. Щегловитов активно защищался. Не отрицая некоторых фактических обстоятельств, он тем не менее не признавал себя виновным. 25 августа 1917 года он подал обстоятельное заявление в Чрезвычайную следственную комиссию, в котором обжаловал действия следователей и оспаривал правильность юридической квалификации вменяемых ему деяний. Кроме того, он жаловался на то, что ему, в нарушение закона, с момента ареста не выдают жалованье. «Справедливое возмездие, если я его заслужил, пусть постигнет меня, но я просил бы вас обратить внимание на те страдания, которые из-за меня пали на мою несчастную ни в чем не повинную жену, – писал он. – Содержание, которое мне причиталось, ей выдано не было и не выдается, несмотря на то, что о моем увольнении меня со службы мне до сих пор ничего не объявлено. Если мне, как находящемуся под следствием, причитается половинное содержание, то мне половина должна быть выдаваема с 3 июня, т. е. со дня привлечения к следствию, а до 3 июня содержание причитается полностью. Но жена моя, уполномоченная мною соответствующею доверенностью, ничего получить не может… Настоятельно прошу об ускорении окончания моего дела и об оказании мне справедливой помощи».

Чрезвычайная следственная комиссия оставила «без последствий» заявление И. Г. Щегловитова в части обжалования им действий следователей, а в части, касающейся выдачи ему жалованья, направила на рассмотрение Временного правительства.

И. Г. Щегловитов после ареста содержался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, в камере № 45. Со времени ареста и до 23 марта он, как писал старший врач крепости Серебрянников, не проявил «в своей обычной мыслительной жизни каких-либо уклонений или изменений». Он всегда с нетерпением ожидал свиданий с женой, Марией Фёдоровной, и дочерью, Анной Ханенко, которые ему регулярно предоставлялись. Однако 21 марта их в крепость почему-то не пропустили. На И. Г. Щегловитова это произвело крайне тяжелое впечатление. Он истолковал отказ в свидании в том смысле, что с женой и дочерью случилось несчастье, что они, возможно, даже убиты. Это так подействовало на Щегловитова, что у него начались слуховые галлюцинации. После того как 28 марта свидание с родными ему разрешили, он немного успокоился. 4 апреля он вновь встречался с женой и дочерью, а на следующий день галлюцинации повторились. Врач Серебрянников, наблюдавший Щегловитова, отметил, что он «страдает психастенией с навязчивыми идеями, сопровождающимися галлюцинациями слуха такого же содержания». Правда, врач не исключал и симуляции со стороны И. Г. Щегловитова, что он и отметил в своем заключении. Так, например, было известно, что в бытность свою министром юстиции И. Г. Щегловитов, через представителя судебной палаты, дал совет судебному следователю Лыжину, уличенному в подлогах, симулировать душевную болезнь, что и позволило ему избежать в свое время ответственности.

Комиссия, получив заключение врача Серебрянникова, сочла необходимым провести И. Г. Щегловитову более детальное медицинское обследование. 31 мая 1917 года в присутствии коменданта крепости его освидетельствовали доктора А. А. Карпинский и И. И. Манухин. В своем заключении они отметили, что у И. Г. Щегловитова «