Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - [27]

Внимание современников привлекало не только возможное уменьшение территории Западного края или Царства Польского. Основанием для недовольства политическим курсом служило и то, что лишь этим регионом ограничивалось действие многих мер, направленных на подавление польского элемента. В поле зрения критиков в первую очередь попадал периметр Западного края — граничащие с ним Бессарабская, Екатеринославская, Полтавская, Черниговская, Смоленская, Псковская, Лифляндская и Курляндская губернии. На польскую угрозу Бессарабии указали в начале 1866 г. «Московские ведомости». Газета доносила о сосредоточении в северной ее части большого числа землевладельцев и арендаторов польского происхождения, поддерживающих тесные связи со своими соотечественниками на Волыни. Бессарабские поляки активно участвовали в восстании, образовав подпольную администрацию и жандармские команды 101. Сигнал кат–ковского издания не остался незамеченным. «Это известие будет новостью для русских, — комментировал в своем дневнике прочитанное генерал В. А. Докудовский. — Теперь наше правительство занимается поляками одних только западных губерний, а бессарабских оставило в совершенном покое, как будто их и не существовало. Неужели бессарабская польская интеллигенция избавится от внимания нашёго правительства?» ¹⁰².

В подписанном 8 июля 1868 г. указе о порядке перечисления жителей из России в Царство Польское и обратно полякам Царства запрещалось «впредь до особого распоряжения» переселяться не только в западные губернии, но «равно в прилегающие к ним губернии и область Бессарабскую»¹⁰³. Правительство явно учитывало перспективу «разрастания» Западного края и, стремясь тому воспрепятствовать, спешило создать между ним и Центральной Россией своеобразный санитарный пояс.

Рост польского населения в пределах пояса, окаймлявшего Западный край с севера, востока и юга, был прямым следствием особенностей карательной политики правительства в последней трети столетия. Контроль за репрессированными в местах отбывания наказаний все более отходил на второй план перед лицом проблем, встававших на повестку дня в связи с амнистиями. Они начались вскоре после подавления восстания и продолжались вплоть до 1883 г.: число ссыльных в азиатских владениях Империи таяло, тогда как в европейской ее части количество бывших инсургентов угрожающе росло. Широко практикуя смягчение приговоров, власти строго следили за тем, чтобы получившие свободу не могли обосноваться в западных губерниях. Царство Польское было для них много доступнее, и, не имея возможности вернуться к домашним очагам, уже во второй половине 60‑х гг. там поселилось до 6 тысяч амнистированных уроженцев Западного края. Кроме того, представители этой категории стремились оседать вдоль границ западных губерний, в особенности в тех районах, которые примыкали к наиболее заселенным поляками территориям 104. Вместе с бывшими участниками восстания, в такие места потянулись поляки, лишенные права приобретать земельную собственность на родине. К середине 80‑х гг. вновь образовавшиеся польские анклавы стали настолько заметным явлением, что на них обратил внимание К. П.Победоносцев.

В январе 1885 г. Победоносцев открыл «едва ли не самое опасное польское гнездо, какое только есть в России». Речь шла о Зель–бургском благочинии Курляндской губернии, длинным клином врезавшемся в территорию Западного края. Именно здесь, по наблюдению обер–прокурора, полякам удалось уйти от надзора властей. «Немец, — сообщалось царю, — сошелся с поляком в стремлении изолироваться от всякого русского влияния, и немцы, с своими особливыми учреждениями, совсем закрыли от правительства поляка с самою усиленною его пропагандой». Административная граница, несмотря на активное участие благочиния в восстании, явилась непреодолимой преградой для всей системы антипольских мер, разработанной Петербургом. «Во дворах польских помещиков свободно проживают и действуют «гости из Литвы и Польши»», а «в Иллуксте собралось на жительство до 40 ксендзов, возвращенных из Сибири»¹⁰⁵. В целом по Иллукстскому уезду поляки составляли более четверти населения — явление, единственное в своем роде для Остзейского края 106.

Не прошло и трех лет, как на стол Александру III легла новая реляция Победоносцева на польскую тему. На сей раз он бил тревогу по поводу колонизации Смоленской губернии. Проникновение поляков опять–таки началось с приезда бывших ссыльных, которым запрещалось возвращение в западные губернии. «Поляки двигаются систематически, — предупреждал Победоносцев. — Краснин–ский уезд — лучший в губернии по качеству земель коренной русский помещичий уезд, скоро станет совсем польский. Большинство имений куплено поляками, которые дают уже тон и уездному земству» ^{107 Надо} сказать, что, со своей стороны, русские Смоленщины предпринимали шаги по скупке земли в западных губерниях. «Предполагалось, — сообщает И. Давыдов, — установить постоянную связь между владельцами приобретаемых имений и земством губернии, нечто вроде отношений колоний к метрополии; русское общественное мнение отнеслось весьма одобрительно к проекту подобного общества»