Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - [28]

. Беспокойство Победоносцева разделял один из самых видных его оппонентов в правительстве Александра III, Н. Х.Бунге. «Еще вопрос, — замечал он, — не возмещает ли в большей мере польское землевладение свои потери в западных губерниях приобретением недвижимых имуществ в губерниях Херсонской, Бессарабской и др., пограничных с западными»¹⁰⁹.

Появление во второй половине 80‑х гг. в переписке Победоносцева с царем двух предостережений о польской опасности за пределами Западного края и Царства Польского имело очевидную политическую подоплеку. Самые неблагонадежные из поляков — мятежники 63‑го года, — пользуясь региональным характером правительственных мероприятий, распространяют сферу польского влияния. Значит, ограничительным законам надлежит придать более широкий размах.

Время для решительных действий пришло на рубеже 80–90‑х гг., когда, вне прямой связи с польским освободительным движением, но зато в широком контексте политической реакции в отношении инородцев и национальных окраин, поднялась новая волна притеснений поляков. 25 мая 1888 г. Александр III утвердил подробнейшую инструкцию о службе инородцев в военном ведомстве (йолно–стью публикуется в Приложении № 2). Из 94 параграфов документа 80 целиком адресованы католикам, что, на наш взгляд, лишний раз отражает значимость польского вопроса для национальной политики имперского правительства. Являясь опытом кодификации всех принятых к тому моменту запретительных и ограничительных норм, инструкция свидетельствует, что именно антипольское законодательство отличалось наибольшей разработанностью. Тем не менее 54 параграфа (т. е. порядка двух третей) вводили новые установления.

За два месяца до высочайшего утверждения этого уникального документа министр путей сообщения проинформировал главу военного ведомства о том, что западные генерал–губернаторы обращаются к нему «с ходатайствами о принятии мер к уменьшению числа лиц католического вероисповедания, служащих на железнодорожных линиях». В этой связи он просил своего коллегу по кабинету поделиться действующими в Военном министерстве правилами, дабы «при рассмотрении этого вопроса сообразоваться»¹¹⁰. Следует заметить, что само железнодорожное ведомство имело долгий опыт борьбы с «полонизмом»: почти сразу после Январского восстания, например, стали собираться сведения о поляках, занятых на Московско — Нижегородской дороге 111.

Помимо Министерства путей сообщения, инструкция от 25 мая была послана «для сведения» директору департамента полиции В. К. Плеве и начальству ряда других учреждений, ответственных за важнейшие отрасли администрации 112. Руководители Военного министерства, которое в милитаризованной Империи занимало особое место, не замыкались в сугубо армейской сфере. Д. А.Милютин писал в своих воспоминаниях о способности поляков «протираться во все части администрации, занимая влиятельные должности, наполняя все специальные технические ведомства, как то учебное, почтовое, телеграфное, железнодорожное и т. д.»¹¹³. Бывшие земли Речи Посполитой имели к тому же выдающееся стратегическое значение. Можно поэтому не удивляться, что координирующая роль в разработке антипольских нормативов принадлежала именно военным.

В 1889 г. при Министерстве путей сообщения с участием представителей Военного министерства и МВД было образовано особое совещание для обсуждения вопроса об ограничении числа поляков и евреев, обслуживавших железные дороги и иные средства коммуникации в губерниях западной полосы Империи. Согласно заключению этого совещания, «процентное отношение лиц русского и нерусского происхождения в низших должностях подлежит установлению на каждой отдельной дороге и по каждому роду должностей в зависимости от племенного состава местности, данною дорогою прорезываемой». В октябре 1892 г. по инициативе варшавского генерал–губернатора И. В.Гурко созывается новое совещание с участием военного министра, а также министров внутренних дел и путей сообщения, разработавшее более подробные инструкции 114. Согласно свидетельству вхожего в высшие петербургские сферы Я. Яцины, в рассматриваемый период была установлена ««линия безопасности» в России, призванная защитить от вредной деятельности поляков на государственных должностях и во всяком ином качестве; переступить за эту линию не мог ни один образованный поляк, равно как и рабочий. Начиналась она на Висле и пролегала сначала через Урал, затем сибирские тундры и так до самого Тихого океана; для каждой сферы были определены места, на которые запрещалось принимать поляков»¹¹⁵. Действие секретного законодательства отмечалось многими современниками. По свидетельству жандармского генерала А. И. Спиридовича, дело доходило до преследования «польских бородок». Начинавший службу на юго–западных железных дорогах С. Ю.Витте считал кампанию по удалению поляков с казенных мест «данью безумному политическому направлению» ^{и 6}.

Итак, при Александре III политика национальной дискриминации, восторжествовавшая после 1863 г., оформилась в целую систему негласных инструкций. Будучи глубоко дифференцированной по ведомственному и региональному признаку, на практике она допускала отступление от норм как под давлением объективных обстоятельств, так и в силу предрасположенностей отдельных должностных лиц. Вместе с тем в том виде, в котором ее получил в наследство от своих предшественников Николай П, она была трудно искоренима. Очередная смена самодержцев, вопреки ожиданиям поляков, не прекратила дальнейшего уточнения «линии безопасности». Эта работа продолжалась и в начале XX в. Все правила вводились «секретными циркулярами, в изъятие из закона».