Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - [25]

Чиновников–поляков рекомендовалось для удобства надзора «соединить в одну отрасль администрации, конечно, под главными начальствами русских». В армии, помимо географических запретов, надлежало неукоснительно соблюдать процентные нормы, в том числе и для нижних чинов (не более комплекта одного батальона на полк). Офицеры и солдаты–католики не должны были служить вместе. Это же правило вводилось в отношении учащихся и преподавателей. Наряду с остзейскими и староверческими губерниями, Савич настоятельно советовал направлять поляков — офицеров, рядовых, медиков — на флот. Там, на морской службе, «они, удаленные от общества людей, при близком соединении с природой, в постоянных почти трудах, с вечно враждующей стихией, при беспрерывной перемене мест, очень натурально будут скорее чужды узких взглядов народности и подходить ближе к общечеловеческим понятиям о единстве»⁸³. Интересно отметить, что на флот польские рекруты после Январского восстания не определялись, но перед офицерами–поляками морское ведомство открывало большие возможности, нежели военное 84. Не свободные от внутренних противоречий и не во всем совпадающие с мерами, принятыми к исполнению правительством, прожекты Савича, на наш взгляд, очень верно передают ту атмосферу, которая питала антипольскую политику.

Другая записка поступила на отзыв В. П.Платонова, фактически исполнявшего тогда обязанности министра–статс–секретаря. Ее автор, публицист С. П. Сушков, предлагал сосредоточить все польское население Империи в пределах Царства. Возражения Платонова воспроизводили уже знакомый нам набор аргументов. Массовое перемещение поляков казалось министру «мерою беспримерною в истории просвещенных народов», сопряженной к тому же с «неслыханными издержками»⁸⁵. Между тем, Сушков был только одним из многих. «Из западных русских губерний, — писал М. П.Погодин, — должны быть выжиты поляки, во что бы то ни стало, выкурены, высланы, выпроважены по казенной надобности, с деньгами, с заемными на нас письмами, с ксендзами, со всем скарбом и трауром, со всем движимым имуществом». Профессор предлагал устроить недостаточную шляхту и мещан на правах колонистов «во внутренних русских губерниях, на Кавказе, на Амуре, в Минусинском округе, в Оренбургской стороне». Из состава Царства Польского рекомендовалось вывести части Люблинской и Августовской губерний 86. В высылке шляхты западных губерний А. В.Никитенко видел «печальную необходимость» и желал, чтобы правительство как можно скорее перешло к практическим действиям 87.

Когда Катков, Савич, Сушков, Погодин и им подобные настаивали на самых крайних мерах, власть имущим приходилось брать на себя роль сдерживающего фактора. Императорская Россия определенно не была готова ни к тотальным этническим чисткам, ни к массовым депортациям. Самой крупной акцией стало законодательное вытеснение польского землевладения по указу 10 декабря 1865 г. в Западном крае, о чем речь пойдет в других главах. Но и одно то обстоятельство, что экстремистские идеи постоянно подбрасывались — конфиденциально либо через печать — во властные структуры, обсуждались там и находили влиятельных сторонников, уже весьма симптоматично. «Хотя не было издано никакого закона о недопущении поляков на государственную службу, — характеризовал итоги царствования Александра II Н. Х.Бунге, — но прием их на коронную службу… фактически почти совершенно прекратился». По оценке многоопытного сановника, в польском вопросе правительство сделало «все, что было только возможно»⁸⁸.

По приблизительным подсчетам, в середине XIX в. в белорусско–литовских губерниях проживало до полумиллиона поляков, примерно таким же по численности было польское население Юго — Западного края 89. Учитывая гораздо больший удельный вес помещиков и шляхты среди поляков «забранных губерний» по сравнению с обществом Царства Польского, можно говорить о сопоставимости национально–патриотического потенциала бывших восточных земель Речи Посполитой с центральным их массивом. В свою очередь, каждая из разделенных Бугом частей прежнего польско–литовского государства была отмечена более или менее выраженной неоднородностью. Так, у Х. Жевуского хранительнице «отечественных преданий» Литве противостоит «деморализованная» Украина. Имевшие долгую историю региональные особенности в XIX в. под влиянием целого ряда факторов, в том числе правительственной политики, заметно углубились 90.

Еще в канун Ноябрьского восстания Иосиф Семашко доводил до сведения Д. Н.Блудова, что польские патриоты мечтают о том, «чтобы восемь русских губерний были некоторым образом колониями маленького Польского Царства». Тридцать лет спустя о затаившемся на берегах Вислы хищнике был предупрежден Александр П. «Для России ныне кажется важнее Царства Польского, — писал архиерей в мирном 1859 г., — влияние его на западные губернии, а может быть, и далее. Оно запустило сюда глубоко когти и препятствует слитию сих губерний с единокровною Россией)» ⁹¹. После 1863 г. Западный край становится для большинства современников сердцевиной польского вопроса. «Многие убеждены и, кажется, не без основания, — сообщал К. П.Победоносцев Д. А.Толстому в 1883 г. со ссылкой на «серьезных русских людей», — что не в Варшаве, а в Вильне истинный центр полыциз–ны и ее деятельности систематически разрастающейся. В Вильне, говорят, важнее чем где–либо, твердое и разумное русское управление». «Волна русификации…, идя с востока, — полагал ксендз Т. Остоя, — прежде чем достигнет Вислы, должна сначала заливать Литву и Белоруссию»