Парадиз - [10]
Да и наглый как черт. От мощных бицепсов и ласковой улыбки исходила такая уверенность, что будь Дебольский чуть менее опытен — поверил бы.
— Кем вы видите себя в нашей компании через год? — задал он дежурный вопрос.
— Вижу себя на вашем месте, — сверкнул улыбкой парень. И стало даже жалко, что ему место не светило. На голове кандидата весело и задиристо торчал рок-н-ролльный начес. Всегда приятно работать с такими задиристыми людьми со здоровым карьеризмом, слегка переходящим в нахальство.
Дебольский прособеседовал его еще минут пятнадцать: пошутили, посмеялись, запросто выйдя в какой-то неформальный тон, после чего он заключил:
— Ну что, теперь вам карты в руки. — И поднялся: — Со мной все. — Он быстро схлопнул стопку анкет в руках. — Теперь вам к шефу. ТОПов и своих подчиненных он собеседует сам.
Парень в стеклянный кабинет прошел уверенной, мягкой до неслышимости походкой, расправив плечи — широка страна моя родная, — и улыбнулся, переплюнув даже Дебольского:
— Здравствуйте!
Хмурый Сигизмундыч поднял склоненную над папкой с отчетами голову и медленно протянул сухопарую ладонь:
— До-обрый день.
Дебольский, проводив кандидата, тихо прикрыл за ним дверь, вернулся на свое место и, закинув руки за голову, с усмешкой откинулся в кресле. Беззастенчиво уставившись на стеклянную перегородку.
Краем глаза отметил, что Попов любопытно выглядывает из-за своего стола, прикрывшись громоздким стеллажом. А Антон-сан, свернув голову, не глядя подхватывает вылезающие из принтера листы, складывая их неровно и не подряд.
Наблюдать за собеседованиями шефа — было любимейшее времяпрепровождение отдельцев. Это редкое и уникальное в своей экзотичности зрелище не приедалось никогда.
Благо по какой-то дурости дизайнеров весь офис, вплоть до кабинета генерального, блестел стеклом и, если и закрывался, то только жалюзи, которые давно заедали и плохо слушались. Потому мероприятие было немым, но оттого не менее зрелищным.
Сигизмундыч медленно поднялся на стуле, пожимая руку посетителю. И вся его сморщенная фигурка вполне умещалась подмышкой у сурово-брутального соискателя.
После чего шеф что-то негромко, едва шевеля губами проговорил, и парень, чуть растеряв натуральность улыбки, опустился в предложенное кресло. Глаза его приняли несколько удивленно-настороженное выражение.
Неизвестно, какой именно дурак научил Сигизмундыча именно так собеседовать персонал, но все, кто его знал, утверждали, что таким образом он работал и десять, и даже пятнадцать лет назад (тогда он еще не разочаровался в самой тренерской работе и в другой конторе усиленно продвигал эту составляющую). Да что там: сам Дебольский в свое время прошел через это испытание. И вспомнить было что.
Начинал Сигизмундыч обычно так:
— У нас все плохо, сразу вас предупреждаю, — говорил он еще только опуская свой сухой зад на кожаное кресло, — могу сказать больше: все ужасно. И тех денег, которые вы здесь получите, этого не стоят.
Обычно на этом месте соискатель уже начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Не зная, шутят с ним или говорят серьезно. А Сигизмундыч, вперившись прямо в глаза, начинал:
— Зарплату мы вам не прибавим, даже не надейтесь. Никаких индексаций, сверхурочных у нас в компании не предусмотрено. Только оклад и никаких премиальных.
Сухо кашлял:
— Но работать сверхурочно вы будете. У нас не принято уходить домой в шесть. Вы можете задержаться и до восьми, и до девяти, и до двенадцати — это нормально. Вы будете работать вечером. Вы будете работать ночью. В выходные и в праздники, в день рождения дочери и в день похорон бабушки.
— Вас будут унижать и оскорблять — настройтесь на это сразу.
— Я ваш худший руководитель. Я ни в грош не буду ставить вашу работу, и вы сами сбежите отсюда на вторые сутки.
Жег Сигизмундыч, ни на секунду не отрывая взгляда от глаз собеседника.
— Зачем вы вообще сюда пришли? Вы с чего взяли, что сможете у нас работать?
— А вот если я на вас наору? А если при коллегах? Что вы будете делать?
— А если чем-то в вас брошу?
На этом месте соискателя обычно посещало вязкое ощущение собственного сумасшествия. А так как отвести на мгновение взгляд, осмотреться и увидеть живых людей за стеклянной перегородкой было невозможно, то и убедиться в нефатальности собственного безумия он не мог. Кандидат бледнел, потел и заикался. Испытывая непреодолимое желание спросить: «Вы в своем уме?»
После чего Сигизмундыч почти ласково смотрел на претендента и спрашивал:
— Ну что, вы уверены, что хотите здесь работать?
Ровно через два часа — минута в минуту — самоуверенный парень-шкаф в красных кедах вышел из кабинета шефа слегка зеленый и заметно сдувшийся. Широкие плечи как-то на удивление легко протиснулись в створку, даже не задев косяк. Да и вообще вся его фигура несколько усохла и оробела. Шеф выглянул следом, осанисто поправляя галстук, попросил следующего.
Парень с тоской в глазах на прощание вяло и влажно пожал Дебольскому руку и скрылся в дверях.
Нового соискателя уже успел отсобеседовать Попов. Этот тридцатилетний мужчина внешне был точной копией своего визави: такой же лысый и тщедушный, что выглядело весьма забавно. Но двух Поповых контора бы вряд ли потянула.
Уважаемые читатели, если вы размышляете о возможности прочтения, ознакомьтесь с предупреждением. Спасибо. Данный текст написан в жанре социальной драмы, вопросы любви и брака рассматриваются в нем с житейской стороны, не с романтической. Психиатрия в данном тексте показана глазами практикующего врача, не пациентов. В тексте имеются несколько сцен эротического характера. Если вы по каким-то внутренним причинам не приемлете секса, отнеситесь к прочтению текста с осторожностью. Текст полностью вычитан врачом-психиатром и писался под его контролем.
Роман о нужных детях. Или ненужных. О надежде и предреченности. О воспитании и всех нас: живых и существующих. О любви.
Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…