Парад скелетов - [96]

Он добился большего успеха, чем любой из ныне живущих скульпторов. В глазах некоторых критиков он уже поднялся на высоты, сравнимые с Константином Бранкузи или Генри Муром. Но благородным Штасслер не стал, он стал хладнокровным убийцей.

Лорен по голове ударил камешек. Затем камешек угодил в плечо Керри. Он, как ребенок, скатывал камешки по крутому откосу.

Как ребенок? Может, и нет. Лорен подумала, что он прислушивается к их звуку, последует ли очень быстро удар или же камень беззвучно полетит дальше в каньон.

Теперь упал камень размером с мяч для гольфа. К собственному удивлению, Лорен поймала его и кинула дальше. Керри, казалось, была озадачена.

– Он пытается выяснить... – прошептала Лорен.

Но Керри быстро прижала палец к губам. Она все поняла. Они обе уставились на край утеса.

Теперь полетел камень размером с апельсин. Поймать его Керри, не смогла, но сумела оттолкнуть за край выступа.

«Он чертовски методичен, – подумала Лорен. – Камни становятся все больше и больше».

Еще больше: камень размером с грейпфрут зло застучал по склону. Лорен ловко, так ловко, что даже сама удивилась, поймала его и бросила дальше.

Она испугалась, что сейчас полетит булыжник, который раздавит их. Но он прекратил свою игру так же внезапно, как и начал.

Они услышали, как он встал и пошел прочь. На этот раз он уже не вернулся. Во рту у Лорен все пересохло, и следующие полчаса они по очереди прикладывались к струйке. Каждый раз, когда она прижималась губами к влажной скале, она вспоминала о Рае.

Когда они уже не могли больше пить, то сели, прижавшись спиной к скале. Как только Лорен поднимала взгляд и между ними и противоположным утесом не видела ничего, кроме воздуха, в горле у нее появлялся комок. От осознания того пространства, которое она делила с Керри, это чувство становилось лишь сильнее. Правым боком она прижималась к девушке, а слева у нее было всего пять сантиметров каменного козырька. Ей хотелось, чтобы это был километр или, по крайней мере, метр, и чтобы козырек казался понадежнее.

– Ну ладно, женщина-паук, – пошутила она, обращаясь к своей студентке, – что дальше?

Глава двадцать пятая

Я впервые в жизни я признал немыслимое. Осматривая в сгущающихся сумерках лежащие передо мной земли, я старался не терять надежду. Однако непродуманный оптимизм – всего лишь потрепанные одежды, а я всегда гордился своим нежеланием опускаться до дешевого самообмана. Ее Светлость и Шлюха от прессы убежали от меня. Это доставит мне большие осложнения. Когда они появятся, все равно где, с моей карьерой скульптора будет покончено, по крайней мере, в обозримом будущем. Но я мог кое-что предпринять, и я это сделаю. Это ясно, как закат солнца, которое вот-вот спрячет свой краешек за горизонтом.

Я принюхался, в воздухе пахло полынью и можжевельником, хотя происхождение этих запахов было непонятно. На камнях слишком скудная жизнь. Возможно, я ошибся, и мое обоняние меня подвело.

Так много принести в жертву, пройти такой путь и теперь отдать все в руки филистимлян – такое оскорбление, перенести которое я вряд ли буду в силах. Я даже не могу позволить себе траур. Если я не буду быстро действовать, то они выяснят мои методы и постараются дискредитировать всю мою работу. Заголовки будут кричать о безумии моих методов, придумывать какие-нибудь термины. А все из-за этой Шлюхи от прессы, хотя должен признать, что в этом есть доля и моей вины. Я не должен был допускать на свои земли проклятую собаку. Я должен был сразу же пристрелить ее, как делаю со всеми бродячими собаками в своих владениях. И пусть бы Шлюха побежала жаловаться властям. Кому бы они поверили? Этой ведьме или мне. Я бы пожаловался, что эта зверюга на меня напала. Ротвейлеры очень злобны. Кто этого не знает? Так что ее жалобы ни к чему бы не привели.

Горькая ирония в том, что эта мямля сумела все разрушить. Величайший скульптор последних нескольких столетий вынужден бегать в ночи, как изгой. А все потому, что мне в жизни повстречалась эта кляча.

Но разве это не обычное явление: низшие пытаются подчинить высших. Именно так я понимаю демократию.

Мое самое страстное желание – медленно разрезать эту Шлюху, нарезать на мелкие кусочки. Но я сейчас не могу себе позволить такое удовольствие. Как я уже говорил, мне надо пересмотреть все, что я могу сделать. Лучшим выходом будет взорвать шахту. Это закроет вход в могилу нескольких дюжин, а заодно спрячет лица, лица тех, чьи жизни я забрал. Я буду глубоко скорбеть об этой утрате. Я хотел, чтобы мир взглянул на них после моей смерти. Но пока их надо похоронить. Это единственная возможность сохранить надежду на возвращение.

Я очень тщательно спланировал оформление моего смертного суда, но я никогда не лишу себя жизни. Только тех, кто был отдан мне в руки, можно сказать, доверен мне Судьбой. Это она, которая предназначила их мне в рабство. Мне надо будет перенести в шахту парад скелетов. Это может занять несколько часов, но, в конце концов, все они присоединятся к Бриллиантовому и многим другим.

Жаль терять шахту. Но после этого все физические улики против меня будут уничтожены. Ни один шериф не рискнет тратить сотни тысяч долларов на вскрытие шахты, не зная о тех ценностях, которые там хранятся. А никто из живущих, включая Ее Светлость и Шлюху от прессы, не знает об этих сокровищах. Они знают только о подвале и клетке. И пусть власти делают, что хотят. Иметь клетку – это еще не преступление. Многие официальные представители мест заключений позавидуют ее прочной конструкции.