Парад планет - [7]

— Нет. Не слушаю.

— Да-да, я понимаю. Мои показания на следствии и тому подобное… Но это было, так сказать, сгоряча. Ну, под горячую руку. Я вовсе не заинтересован… Почему вы меня не слушаете?

— Я послушаю вас на суде.

— Я понимаю. Но у нас сейчас с вами одна задача. Мы хотим ей помочь, верно? То есть и вы хотите ей помочь, и я. Мне вовсе не легче от того, что она сейчас сидит в этом… в изоляторе. Я тоже, в общем, морально страдаю…

— Послушайте. Поберегите ваше красноречие до суда. Моя профессия не позволяет мне вести с вами беседы. И тем более в домашней обстановке.

— Видите ли… — он словно и не слышит моих возражений. — Я что могу сделать? Написать письмо суду… Я, например, считаю, что это заскок. И этим газом, теперешним, нельзя отравить, это я специально выяснил. То есть не могло быть смертельного исхода. Так? Это, наверное, меняет дело. Или не меняет?

— Не знаю. Спросите у прокурора.

Он смотрит на нас с Русланом.

— Ну зачем нам становиться на формальные позиции?.. Мы с вами хотим одного, правильно?

— Разве вы не слышали, что я вам сказала?

— Хорошо-хорошо. Все. А когда вас можно застать?

Я молчу. И он молчит. Я смотрю на дверь. И он, вслед за мной, смотрит на дверь. Я поднимаюсь. И он поднимается.

— Дай человеку доесть, — говорит Руслан.

— Ничего, — отвечаю я.

— Ничего, — соглашается со мной сам Федяев и молча, как-то растерянно идет к двери.

Пробормотал, уходя:

— Так я все-таки напишу. Да?

Закрывается дверь. Наступает пауза. Руслан следит за мной взглядом.

— Ну-ну, — произносит он наконец. — А ты, оказывается…

— Что — оказывается?

— Никогда еще не видел тебя… при исполнении! А что за тип?

— Подлый тип.

— Ты — так уверенно?

— Да.

— Нет, я тоже думаю, что подлый. Украл у нас столько времени…

Мы гасим общий свет, включаем ночник. Садимся рядом на диване. Сидим молча.

— Давай включим музыку. Поставить пластинку?

— Нет, — говорит он. — Сиди. Больше я тебя никуда не отпущу.

И в эту минуту мы отчетливо слышим, как поворачивается ключ в замочной скважине, скрипит отворяемая дверь. В прихожей возникает моя тетя. Собственной персоной.

— Добрый вечер, — говорит она после паузы, пытаясь сохранить невозмутимый вид.

И Руслан в тон ей, не теряя хладнокровия, приветствует:

— Лидия Константиновна! Как кстати. Мы только что о вас говорили… Садитесь, пожалуйста… Разрешите за вами поухаживать…

И снова — следственный изолятор. Сегодня третья наша встреча, и, похоже, Костина уже привыкла ко мне, к моему присутствию и вопросам… Сидит с независимым видом, смотрит выжидательно.

— Итак, Валентина, вы на протяжении семи или восьми лет, можно сказать, содержали Виталия Федяева, жертвовали для него всем, даже здоровьем… я имею в виду ваше донорство, и в результате он же, Федяев, отплатил вам черной неблагодарностью. Так? И это — то, чего вы не смогли пережить!

Она спокойно выслушивает эту мою формулировку, никак не реагирует.

— Так?

Молчит.

— Кровь ходили сдавать?

— Ну и что? Значок имею.

— Какой значок?

— Донорский.

— И он видел этот ваш значок?

— Кто? Виталик? Да нет, что ты. Я же от него это дело скрывала. Потом, правда, узнал, переживать стал…

— Да я вижу, он у вас совестливый!

Пауза.

— Сейчас даже, по-моему, полон раскаяния, — продолжаю я. — Так мне по крайней мере показалось.

— А вы что, видели его?

— Да. Он приходил.

Она мгновенно оживляется.

— Кто? Виталик?! Ну и что он, расскажите! Как там его дела? Их должны были — три человека — за границу послать на полгода, в Бангладеш… — Она ловит мой взгляд. — Он ведь, знаете, по своей специальности ценный человек, даже, можно сказать, редкий. Экономическая статистика, знаете, что такое?..

Смотрю на нее со все возрастающим любопытством.

— Послушай, Валя, что ты за человек! Какая там еще статистика! Он предал тебя!

— Кто предал? — Взгляд ее становится недобрым. — Почему это предал?

— А потому что воспользовался твоей любовью…

— А почему это он воспользовался? А может, это я воспользовалась? Кто это сейчас посчитает?

— Но газ-то открыла ты! Зачем-то ты это сделала!

Она смотрит на меня как на человека, не понимающего самых простых вещей. И я почему-то чувствую себя посрамленной…

Она вдруг спрашивает:

— А ты любила когда-нибудь?..

Потом пошла череда обычных дней. Я ездила на работу, принимала посетителей в юридической консультации, выступила в процессе по гражданскому иску. Кроме того, написала несколько писем родственникам, дала телеграмму отцу. Ходила на примерку в ателье, снова надевала свое свадебное платье…

А этот день начался с телефонного звонка.

— Алло, алло!.. Руслан? Куда мы сегодня, я уже забыла… Чей день рождения?.. А кто такой Мишка?.. Ах, господи, Мишка в смысле Мишка, которому пять или шесть, сколько уже?.. А что купить?.. Ну хорошо…

Вешаю трубку, но из будки выйти не решаюсь: проливной дождь! И тут вижу, как подходит к остановке троллейбус. Набравшись смелости, все же выскакиваю. Уже отъехав, шофер тормозит, великодушно раскрывает мне двери…

В мутной завесе дождя мчится за окнами улица. Тротуары пусты, прохожие прильнули к стенам домов. И лишь у входа в театр традиционно толпится народ. Снуют, презрев ненастье, страждущие, спрашивают лишние билетики…