Папство и Русь в X–XV веках - [47]

В своей восточной политике папство нашло в Тевтонском ордене верную опору. Этому способствовало, конечно, то обстоятельство, что здесь интересы папства и Империи совпадали, поскольку они выражали стремление западноевропейских феодалов к дальнейшему усилению экспансии на восток и- контролю над торговыми путями на Балтике.

Вместе с тем Тевтонский орден доставлял папству с самого начала много неприятностей. Если и раньше в Прибалтике нередко вспыхивали конфликты внутри католического лагеря, то с появлением тевтонских рыцарей эти конфликты приняли постоянный характер. Целая серия папских посланий выразительно свидетельствует о том, какое самоуправство проявляли жадные до добычи «братья-рыцари», как захватывали они земли и имущество не только у местного населения, у которого, видимо, и захватить-то было уже больше нечего, но и у тех крестоносцев, которые раньше их успели поживиться добром, отобранным у ливов, куров, эстов и других народностей.

После разгрома литовскими войсками в битве под Шауляй 22 сентября 1236 г. орден меченосцев вскоре был окончательно ликвидирован. Остатки его были слиты с Тевтонским орденом. По этому поводу Григорий IX 12–14 мая 1237 г. подписал несколько посланий, одно из которых было адресовано легату, Вильгельму Моденскому, другие — епископам рижскому, дерптскому (в городе Тарту) и острова Эзель.[311]

Орден ставился под особое покровительство «апостольского престола». В Риме считали, что тем самым приведены в готовность отборные кадры для крупных военных действий, намечавшихся на ближайшее будущее. Папа потребовал от своего легата в Прибалтике принять необходимые меры для установления прочного мира в католическом лагере, в частности с Вальдемаром Датским, и обеспечить возвращение последнему Ревеля, захваченного ранее, как уже говорилось, Тевтонским орденом.[312] В течение 1237 г. легат побывал в Польше и Пруссии, разъезжал по Ливонии, совершил поездку в Эстонию и проявил особый интерес к Финляндии.[313]

Наряду с попытками добиться умиротворения внутри собственного лагеря церковь в лице папского легата пытается также несколько ослабить враждебность к крестоносцам со стороны населения. Два послания Григория IX на имя легата Вильгельма бросают яркий свет на положение народных масс Прибалтики под тяжелым гнетом «миссионеров». 7 марта 1238 г. папа требует, чтобы «язычники, обращаемые в христианство, не подвергались бы порабощению»,[314] а на следующий день, как бы в разъяснение и явно в ограничение своего предыдущего послания, Григорий IX пишет о том, чтобы «обращаемые в христианство рабы получали бы от господ хотя бы столько свободы, чтобы они могли ходить в церковь на богослужение».[315]

Церковные власти в Риме понимали, что алчность крестоносцев может и в Прибалтике довести до всеобщего восстания и сорвать дальнейшее расширение католической экспансии на востоке. Необходимо было принять меры, чтобы укрепить свой тыл, чтобы умиротворить прибалтов. Этим и следует объяснить заботу папы и его легата о «смягчении» положения местного населения.[316] Под руководством папского легата, проявившего большую энергию, принимались разнообразные меры, чтобы добиться консолидации сил католического лагеря, укрепления его позиций в Ливонии. Эти усилия, однако, не были просто стремлением к умиротворению, о котором столь усердно ратовал на словах папа римский и его легат. Хлопоты Вильгельма Моденского сводились к тому, чтобы добиться сплочения всего католического лагеря, расположившегося у границ северной и северо-западной Руси, с тем, чтобы в дальнейшем начать планомерное наступление в глубь страны. Это и было основной задачей папского легата. Он направляет свои усилия на то, чтобы найти в Новгороде или во Пскове какую-нибудь группировку, на которую католические агрессоры могли бы рассчитывать. Как показали дальнейшие события, эти усилия не остались безрезультатными.

Еще в 1228 г. во Пскове нашлись бояре-изменники, которые, как сообщает летопись, заключили союз с немцами.[317] Позднее им удалось привлечь на свою сторону самого посадника Твердилу Иванковича.[318]Cпустя несколько лет и в Новгороде нашлась кучка бояр во главе с бывшим тысяцким Борисом Негочевичем («борисова чадь», как их именует летопись), которые пытались в 1232 г. произвести в Новгороде и Пскове переворот, а когда это им не удалось, сбежали к немцам и сомкнулись с крестоносными захватчиками.[319]

Подобные изменники, очевидно, подкупленные агентами Вильгельма Моденского, объявились и в последующие годы. О них летопись сообщает, что они «перевет держаче с немци», фактически отдали Псков крестоносцам,[320] которые тотчас повели на русской земле такую же грабительскую войну, какую вели в Прибалтике.

Таким образом, усилиями папского легата был создан не только политический, но и военно-стратегический плацдарм на западных границах Руси.

Аналогичные меры были предприняты им и с другой стороны — в Финляндии. В этой стране, являвшейся ближайшим северным соседом Руси, была также создана база для католического наступления на Русь. В том же направлении, в каком действовал епископ ливонский Альберт, здесь с 1220 г. развернул свою активность епископ Томас. В Риме стремились превратить финляндскую католическую «миссию» в еще один — северный — плацдарм для наступления на Русь. Гонорий III в письме к епископу Томасу в 1221 г. предлагал запретить католикам вести торговлю с карелами и русскими, что являлось уже не раз примененным курией средством борьбы с Новгородом.