Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям - [4]

Конечно, в письмах много назидательного, много призывов к детям обязательно хорошо учиться, слушаться маму и т. д. И отцы наверняка понимали, что такая нравоучительность может вызвать у ребенка раздражение. Но в этих обстоятельствах все перекрывается страхом за судьбу сыновей и дочерей: вдруг, оказавшись в трудных условиях, они не сумеют выучиться, не смогут продолжить семейную традицию и стать, как их отец, инженером, врачом, архитектором, ученым? И, судя по воспоминаниям, дети воспринимают поучения отцов как проявление той максимальной любви и заботы, какую только можно было передать в таком письме. Ведь за этой настойчивостью тревога, и совершенно оправданная, что их учеба может быть прервана в любой момент, что надо как можно быстрее приобрести профессию. Именно о том пишет отец из колымского лагеря своей дочери, студентке медицинского факультета, убеждая ее, что нужно стать врачом самого широкого профиля, потому что судьба может забросить очень далеко, и понятно, что означает такое внушение.

Есть еще серьезное напутствие, которым буквально заклинают в письмах детей, — о ценности творческого и полезного труда, потому что им, сидящим в лагере, очень важно противопоставить осмысленный труд тому каторжному и бессмысленному, на который они обречены. Ведь даже самая маленькая возможность какого-либо осмысленного труда в лагере — как лекарство, как наркотик, и потому в письмах много описаний такого рода занятий. Пытаются ли авторы писем рассказать детям о том, как и в каких условиях они живут? Сделать это было нелегко, но тем значительнее и ярче замечательно правдивые письма учителя Евгения Яблокова, в которых он описывает детали лагерного быта почти с оттенком робинзонады, повествующей о том, как можно все-таки выжить, довольствуясь столь малым.

Но при всем трагизме судеб героев книги — почти все это истории с «хорошим», как ни парадоксально это звучит, концом. Они — о дошедших, в прямом и переносном смысле, отцовских письмах. Доказательство тому — биографии детей, сохранность памяти о тех, кто их посылал.

В письмах, на основе которых составлена книга, матери отнюдь не главные персонажи, они как будто посредники в диалоге отцов с дочерьми и сыновьями. Но есть очень важная закономерность — в большинстве приведенных здесь историй они стараются всеми силами сохранить память о мужьях. И живут десятилетиями в безнадежном ожидании встречи, воспитывают детей, прибегая к заочному авторитету отца, при этом сами как бы уходят на задний план. Но в реальности, даже если судьба уберегла их от лагеря, сохранение семьи было переложено на их плечи. После ареста мужа предстояло еще пережить войну, эвакуацию, вырастить детей.

И в каком-то смысле эти письма, которые бережно хранились в семье, перечитывались вместе с детьми, и есть главное свидетельство того, о чем писал Василий Гроссман в конце своего романа «Жизнь и судьба», где тоже огромную роль играют письма. Он писал о значении человеческих связей в эпоху террора и войны: «В этой неясности, в этом тумане, горе и путанице и есть ответ, и ясность, и надежда… и хотя… в страшное время человек уж не кузнец своего счастья и мировой судьбе дано право миловать и казнить, возносить к славе и погружать в нужду, и обращать в лагерную пыль, но не дано мировой судьбе и року истории, и року государственного гнева… изменить тех, кто называется людьми, и ждет ли их слава за труд или одиночество, отчаяние и нужда, лагерь и казнь, они проживут людьми и умрут людьми… и в том их вечная горькая людская победа над всем величественным и нечеловеческим…»

Ирина Щербакова

Папины письма

Михаил Стройков «Папины письма не могу читать без рыданий»

^{Михаил Макарович Стройков с женой Еленой Алексеевной и дочерью Юлией. Москва, 1932}

В заголовок очерка вынесены слова Юлии Михайловны Волковой. Речь идет о письмах и почтовых открытках ее отца Михаила Макаровича Стройкова, расстрелянного на Колыме в 1938 году. М. М. Стройков писал их жене Елене Алексеевне и дочери Юлии («Люсе») из архангельской ссылки, из лагеря (бухта Нагаева, станция Берелёх) в 1935–1937 годах.

* * *

Михаил Макарович Стройков родился в 1901 году в старообрядческой семье в деревне Безводново Юрьевецкого уезда Кандауровской волости Костромской губернии. Семья не бедствовала: у отца был небольшой кирпичный завод. Мальчик закончил с отличием церковно-приходскую школу, получив в награду Евангелие и похвальный лист. Он действительно был очень способный (по словам дочери, «какой-то прямо самородок»). Начав работать столяром на льнопрядильной фабрике, сумел с церковно-приходским образованием поступить сначала в Иваново-Вознесенский политехнический институт, а затем, в 1925 году, получить рекомендацию для учебы на рабфаке архитектурного факультета ВХУТЕМАСа.

Активный комсомолец, студент-отличник, любимец преподавателей и товарищей, Михаил Стройков становится комсоргом вуза. Профессор Владимир Николаевич Образцов, будущий советский академик, отличает талантливого студента и доверяет ему ключи от своей личной библиотеки.

На рабфаке Михаил знакомится с Еленой Алексеевной Алексеевой, дочерью музыканта, которая становится его женой. В 1927 году рождается дочь Юлия. Но из роддома жену и ребенка молодой отец встретить не смог — в это время он уже находился в Бутырках. Это был первый, но не последний арест.