Папапа. Современная китайская проза - [49]

Старик спросил: «Слепыш, как думаешь, наша кукуруза сможет ещё пустить листья?» Пёс перестал лизать его руку и утвердительно кивнул. А старик продолжил: «Она пустит лист сегодня, завтра или послезавтра? Я засыпаю, не мотай головой, я всё равно ничего не вижу. Голос есть, так говори. Ну что скажешь, она пустит лист сегодня или на следующую ночь?» Старик, не открывая глаз, привалился спиной к столбу, и тёмная тень навеса, словно влажным шифоном, накрыла его лицо. Он уже больше не перебирал шерсть на спине собаки, рука остановилась на её голове, и старик погрузился в тихий спокойный сон.

Когда он проснулся, солнце уже было на высоте трёх шестов. Почувствовав на веках жгучую колющую боль, старик сел, протёр глаза и, глядя на золотисто-жёлтый диск, выругал про себя ненавистное светило: «Чтоб тебе пусто было, тебе и всем твоим родственникам до восьмого колена! Не я буду, если не вырою всем вам могилу». И тут он увидел, что пёс лежит посреди поля возле кукурузного побега, и с надеждой спросил: «Пустил лист?» Пёс кивнул в ответ хозяину, и тот поспешил выбраться из-под навеса. Подбежав, он и впрямь увидел, что кукуруза снова пустила бледно-зелёный, красноватый по краям, маленький листок, точь-в-точь похожий на почку мыльного дерева, длиной с полпальца — такой нежный, что, казалось, если до него дотронешься, он опадёт. Словно яшма, блестел молодой лист в лучах солнца.

Старик подумал, что неплохо было бы найти лист дерева и укрыть побег. И он отправился на поиски к оврагу, сделал огромный круг, но вернулся с пустыми руками. Затем постоял у своего маленького очага, взял мотыгу, подошёл к акации, сбил длинную ветку, похожую на огромную шпильку для волос, вернулся и пристроил её над побегом. Затем забрался под навес, снял висевшую там рубаху и, раскинув её на ветке, укрыл росток: «Отныне не будет неожиданностей!» Затем обратился к собаке: «Слепыш, давай подкрепимся! Что у нас сегодня? Сварим на обед что-нибудь вкусненькое».

Когда кукуруза пустила новый лист, старик отправился в деревню искать пропитание. В его собственном доме не было ни зёрнышка. Он размышлял так: если в нашей большой деревне в каждом доме в корчаге наскрести хотя бы по пригоршне пшеницы, а в каждом кувшине намести по горстке муки, то этого будет достаточно, чтобы он и слепой пёс пережили засуху. Но, вернувшись в деревню, старик вдруг обнаружил, что все двери заперты и повсюду растянута паутина. Сначала он отправился в свой дом. Твёрдо зная, что корчага для зерна пуста, он всё же наклонился и заглянул внутрь, затем опустил руку в кувшин для муки и провёл пальцем по внутренней стенке. После этого положил палец в рот. Едва ощутимый вкус пшеничной муки тут же растворился во рту и медленно растёкся по всему телу. Старик глубоко вздохнул и сплюнул, затем вышел на улицу и остановился.

Лучи восходящего солнца, словно золотой глазурью, залили деревню, и в мёртвой тишине, казалось, можно было услышать, как солнечный свет стекает с крыш. Старик думал: «Люди сбежали, а воры, если не сжарились на солнце, то умерли с голоду… Чёрт подери, это вы заперли двери от меня, от Сянь-е? Чем больше я думаю, что именно от меня, тем больше мне хочется выломать ваши двери и перелезть через ваши стены».

«Какая семья, уходя, не оставит хотя бы немного продовольствия? Ничего не оставишь — вернёшься после засухи, что есть будешь? Если нет съестного, зачем запирать двери?» — так размышляя, старик остановился у одного из домов. Это был дом его родственника, племянника, носившего с ним одну фамилию. Старик посмотрел на него, пошёл дальше и оказался у ворот пожилой вдовы. В молодости она каждую зиму шила ему сапоги из овечьей шкуры на толстой клеёной подошве. Прошло время, и вдова отошла в мир иной, а в её жилище теперь обитал сын. Теплота и уют этого дома навсегда задержались в одиноком сердце старика. Он долго смотрел на большие ворота, а затем молча побрёл дальше. Звук его шагов, словно стук топора в лесной чаще, разносился по всей деревне. Запертые ворота, будто брошенные пустые лодки, чередой проплывали мимо.

Так старик обошёл всю деревню. Солнце уже стояло в зените, и пора было готовить обед. «Вот бы рядом был Слепыш, — бормотал старик себе под нос, — он бы сказал, через какую стену мне перелезть». Он повернулся в сторону горной цепи и закричал: «Слепыш, Слепыш, скажи, в чей дом мне забраться в поисках пищи?» Ответом ему была безбрежная тишина. Совершенно упав духом, старик уселся и выкурил щепотку табака, а затем с пустыми руками снова отправился в сторону склона за восемь с половиной ли.

Уже издалека можно было заметить, как Слепыш виляет хвостом, а когда шаги хозяина приблизились, пёс подбежал и стал тереться о его штанину. Но старик, не обращая на него внимания, подошёл к акации, снял с неё мотыгу, взял под навесом миску и, начиная с края поля, удар за ударом, стал мотыжить землю. Копнув третий раз, он поднял два зёрнышка кукурузы. Они были невредимы, по-прежнему блестящие, золотистые, только солнцем накалены так, что обжигали руки. Придерживаясь намеченного расстояния между лунками, которое обычно соблюдают при посадке, он за один взмах мотыгой доставал из почвы по одному, по два зёрнышка. Потратив время, за которое не обойти и половины хребта, старик наполнил зёрнами пустую миску.