Папа уехал - [4]

— Ты про кого это? — испуганно спросила Светка.

— А ты не знаешь, про кого, да? Про Барыгу я.

— А что… Барыга? — Она совсем растерялась, мигает, мигает. А мне так горько стало, все в груди сдавило, дышать трудно.

— Эх, Светка! — у меня вырвалось.

— Лешка, что ты! — Вскочила, подбежала ко мне. — Я ничего не сделала, честное слово! Ему часы новые купили, он показал. Электронные. И все. Больше ничего.

— Эх, Светка! Зачем врать? Ты же его за руки держала и смеялась вместе с ним. Сашка Жуков видел. Он как раз помойное ведро выносил.

— Ну, смеялась! Потому что он дурак. Я одну минуту посмеялась и ушла. И все!

— Эх, Светка! Все было так хорошо. Я в тебя верил. Я тебя так любил, Светка… ты бы только знала. Прощай!

— Как «прощай»?

— Не поминай лихом, — говорю.

Я ведь даже полушубка не снял. Только ботинки надо было надеть у порога, всего-то. А Светка выскочила следом, уцепилась мне за рукав:

— Не уходи, пожалуйста!

— Прощай! — говорю. А у самого горло перехватило. Дверь распахнул и выбежал на лестничную площадку. А Светка мне вслед:

— Дурак! Дурачок! Не приходи никогда!

А я сбежал по лестнице вниз, выскочил во двор — и ничего вокруг не узнал. Другой двор, чужой. И улица чужая, незнакомая. И весь город не тот, что был.

Я зашел за какой-то железный гараж, где валялись пустые бутылки, и здесь долго стоял и глубоко дышал. Мне хотелось драться с Барыгой, жестоко, до крови, содрать с него эти электронные часы и раздавить их каблуком. Барыга получит, ох как он получит! А она? Нашла кого держать за руки, с кем смеяться!

Так я думал, и вот пришел в детсад к Юльке. Они играли на площадке, где всякие там качели, лесенки и песочницы. Юлька меня увидела и побежала навстречу.

Этот детсад называется «Солнышко». Из-за одной только Юльки его можно так назвать. Она ведь правда как солнышко, моя сестренка, вся светится, и мама так ее и зовет — «солнышко», а папа — «собачонка», а я по имени, чтобы она не слишком-то нос задирала и не думала, что самая главная на свете.

Я воспитательнице сказал, что забираю ее, взял за руку и повел. Юлька сразу выпалила:

— А я новый стишок выучила!

— Да ну? — говорю. — Какой?

А сам думаю: сначала кулаками, а потом можно и головой в зубы, но, наверно, и одного удара хватит — он сразу захнычет, хоть и здоровый лоб, и запросит пощады, трус несчастный, барыга презренный!..

А Юлька остановилась, сглотнула горлом и прочитала своим звонким голосом:

— Коль хотите, чтобы вас

укусили в руку,

открывайте щуке пасть,

суньте руку в щуку.

Я ее погладил по шапочке. «Хороший, — говорю, — стишок. Молодец».

— А почему ты не смеешься? — она спросила. И вдруг закричала: — Папа! Вон папа!

Я взглянул, а там около газетного киоска рядом с магазином действительно стоит папа и еще двое мужчин. Из магазина вышел еще один с портфелем, что-то сказал, они засмеялись и пошли все вместе по улице.

Юлька закричала: «Папа! Папа!» — и хотела за ним бежать, но я удержал ее за руку. И прикрикнул:

— Какой тебе это папа! Это дядька похожий. Слепая, что ли!

А он не слышал, был далеко. Никто из них не слышал, идут, смеются.

Я Юльку быстрей за угол затащил, повел дворами и стал быстро и громко говорить, что сейчас по телевизору будут показывать мультики, надо спешить, а то опоздаем. А сам уже забыл про Светку и про Барыгу и одно думаю: он же в другую сторону от дома пошел, папа, со своими знакомыми, — значит, ему не до нас, значит, он не хочет, чтобы мы его видели. А про то, зачем он пошел, стараюсь вообще не думать.

— Целых полчаса мультики, — твержу. — Полчаса, понимаешь? Штуки три, не меньше, Юлька!

Мама уже дома была. Она нам открыла веселая такая, в кухонном фартуке.

— Ага! — засмеялась. — Явились! А ужина еще нет, ребятки. Придется подождать.

— Мы папу видели, — сразу выложила Юлька.

— Где? — удивилась мама.

— Да ну ее! — закричал я. — Вбила себе в голову. Кто-то был в таком же пальто, как папа.

— Нет, папа! — не уступает Юлька.

— А я говорю — не папа! Сейчас как шлепну, чтобы не спорила!

Побыстрей разделся и прошел в ванную.

У меня нет своей комнаты, где бы все было мое и куда бы никто не заходил. В спальне спят мама, папа и Юлька, а я сплю на раздвижной тахте в столовой, а уроки готовлю чаще всего на кухне. А сейчас я заперся в ванной. Столько всего навалилось сразу… даже виски заломило. Я пустил воду и подставил голову под холодную струю, а тут мама, ясное дело, стучит. Я открыл, с головы вода льет.

— Что ты здесь делаешь? — спросила мама.

Юлька заглядывает.

— Что ты здесь делаешь? — обезьянничает.

Мама ее прогнала и мне:

— Где вы его видели? Куда он пошел?

Ее не обманешь, маму! Она все чувствует, что нас касается.

Я закричал:

— Ну, на улице! Ну и что? Прогуляется немного и придет. Имеет же он право!

— Конечно, имеет, — подтвердила мама, а у самой губы задрожали.

— Ничего не случится, — говорю. — Вот увидишь. Может, у него какое-нибудь дело. А так ничего не будет. Вот увидишь! — маму убеждаю и себя.

Она ушла на кухню. Я голову вытер, прошел в столовую, открыл «Путешествие Ливингстона». Юлька в спальне возилась с игрушками. Тихо было, и мы с мамой ждали, когда два раза по-папиному зазвонит звонок. Было уже половина седьмого. На улице темно. В это время он приходит с работы. Мы уже привыкли, что он приходит в это время, понимаете?