Папа и море - [18]
Нет, что-то происходило внизу, на песчаном берегу. Отдаленный топот быстрых ног, всплеск воды — там явно что-то происходило. Муми-тролля охватило какое-то странное напряжение. Берег принадлежал только ему, и никому другому. Ему необходимо пойти туда. Он чувствовал это всеми фибрами своей души, все происходившее было важно, ему необходимо было выйти в ночь и увидеть то, что происходит на песчаном берегу. Кто-то позвал его, и ему бояться нечего.
Уже у самых дверей он вспомнил про лестницу и заколебался. Винтовая лестница ночью — мысль об этом была просто ужасна. Днем он бегал по ней, не успевая подумать об этом. Муми-тролль вернулся обратно и взял штормовой фонарь, стоявший на обеденном столе. Спички он нашел на конфорке плиты.
Теперь дверь за ним захлопнулась, и башня зияла под его ногами, как глубокий, головокружительной глубины колодец. Он не видел его, но знал, что он есть. Пламя в штормовом фонаре заколыхалось и поднялось, теперь фонарь горел спокойно. Надев на лампу стекло, он осмелился взглянуть на винтовую лестницу.
Свет вспугнул все тени, и, когда он поднял фонарь, они, проснувшись, начали реять вокруг него. Столько теней, столько самых разных фантастических фигур и образов металось вверх-вниз в полой башне. Это было красиво. Лестница, извиваясь, спускалась вниз, все ниже, ниже и ниже, серая, хрупкая, словно скелет доисторического животного, и мрак встречал ее внизу, у дверей башни. Стоило Муми-троллю сделать шаг, как тени взлетали ввысь и танцевали перед ним по стенам. Это было слишком красиво для того, чтобы напугать.
Так и спускался Муми-тролль, шаг за шагом, крепко держа в руках штормовой фонарь, и фонарь помог ему добраться до самого подножия башни, покрытого илом. Тяжелая дверь, как обычно, скрипела; и вот он уже стоит на вершине горы, и остров принимает его в круг холодного и призрачного лунного света.
«До чего ж интересно жить, — думал Муми-тролль. — Все может получиться наоборот — и ни от чего не зависеть. Лестница вдруг становится удивительной, да и полянка тоже чем-то таким, о чем я и думать больше не желаю. Это все просто становится, а как, я и сам не знаю».
Затаив дыхание, он пустился в путь через вершину горы и вниз, на вересковую пустошь, через небольшую осиновую рощу. Осины стояли молча, ветра не было. Он замедлил шаг и прислушался. Песчаный берег был совершенно тих.
«Может, я их напугаю, — подумал Муми-тролль и присел на корточки, чтобы погасить штормовой фонарь. — То, что бывает здесь ночью, наверняка очень пугливо. Остров, который оживает ночью, сам боится за себя».
Теперь, когда свет был погашен, остров тотчас приблизился к нему. Муми-тролль чувствовал это, переходя от одного мыса к другому. Остров был неподвижен в лунном свете и очень-очень близок. Муми-тролль даже не боялся, он только прислушивался. Потом вернулся топающий звук шагов: кто-то мчался по песку за ольшаником, бегал взад-вперед, прыгая в воду, что-то плескалось, и взлетала белая пена…
Это были они, две Морские лошадки, его Морские лошадки… теперь все ясно… Серебряную подковку он нашел в песке, стенной календарь принесло волной, в которую месяц окунул свой башмачок, а зов он услышал, когда спал. Муми-тролль остановился среди зарослей ольхи и стал смотреть, как танцуют Морские лошадки.
Они бегали взад-вперед по песку с гордо поднятыми головами и развевающимися гривами, хвосты летели за ними следом длинными сверкающими волнами. Они были неописуемо красивы, легки и знали об этом, они без конца беззастенчиво и явно кокетничали друг с другом, с самими собой, с островом и морем. Иногда они бросались наискосок в воду, поднимая ввысь фонтаны воды при лунном свете, целые лунные радуги, потом бежали обратно под собственными радугами и словно вторили им, выгибая шеи и спины. Казалось, они танцевали перед зеркалом.
Теперь они стояли спокойно, склоняясь головами друг к другу и явно думая о себе. Обе лошадки были облачены в серую непромокаемую бархатную шкуру, было видно, что бархат этот мягкий, теплый и даже цветной.
Пока Муми-тролль рассматривал их, он вдруг понял, что тоже красив; он почувствовал себя легким, стремительным и высокомерным. Сбежав вниз на песок, он закричал:
— Какой яркий лунный свет! И как тепло! Можно летать!
Морские лошадки шарахнулись в сторону, поднялись на дыбы и помчались галопом. Они пронеслись мимо него, вытаращив глаза, с струящимися, словно вода, гривами. Их копытца барабанили тревогу. Однако же было ясно, что все это лишь игра. Муми-тролль знал, что они играют в ужасный испуг и наслаждаются этой игрой, но не знал, нужно ли ему аплодировать им или успокаивать их. Он снова стал маленьким, толстым и неуклюжим, и в ту самую минуту, когда они пробегали мимо него в море, он закричал:
— Вы такие красивые! Вы такие красивые! Не убегайте от меня!
Вода высоко поднялась, последняя радуга опустилась в море, а берег опустел.
Муми-тролль уселся на песок — он ждал. Он был уверен, что они вернутся обратно, они должны вернуться обратно, только бы у него хватило терпения ждать.
Ночь становилась все длиннее и длиннее, а луна опустилась в море.
