Пантанал и дети Ла-Манша - [28]

— На двоих не хватит! — отрезал я.

— Вы позорите звание россиянина! Родина вам доверилась, а вы ее продали! Отдали на растерзание наймитам!

Еще б немного, и она начала бы хрюкать от возмущения.

Меня ее хрюканья не трогали. Гораздо больше занимало другое. Нет, висеть положенные 10 дней на самой протяженной площади в Европе естественно хотелось несильно. Удовольствие ниже среднего.

Сразу после штурма я переслал в Управление полный отчет о произошедшем. Указал и на незнакомца, одетого точно, как я, включая оружие, что не могло быть случайностью. Я ждал любой реакции, только не той, что меня самого арестуют и обвинят в предательстве.

Я оказался неправ, воспользовавшись обычным секретным каналом связи. Но ведь если Центр был в курсе моего задания, то значит и отчет мог перехватить легко.

Вот это было не есть хорошо. Скорее всего, ни в Управлении, ни мой шеф генерал Мельник представления не имеют, где я нахожусь. Может так получится, что они узнают обо мне уже из телерепортажа после того, как меня повесят.

Единственное, что не то что успокаивает, а вызывает чувство глубокого удовлетворения, то, что кадр будет впечатляющий.

Секретная база 3 — й отдельной гвардейской бригады специального назначения. Где — то под Самарой.

— Меня зовут Анна Бойцова! Я ваш новый куратор! — отчеканила девушка.

На ней была военная форма цвета хаки с погонами старшего прапорщика и пилотка. Мне как — то пришлось долго гнать по тундре сумасшедшего норвежского шпиона. Когда я его нашел, он вмерз в лед. Так вот тепла в его лице было больше, чем у старшего прапорщика Бойцовой.

С утра в СИЗО я был разбужен топотом ботинок и по — матерински ласковыми тычками в ребра.

— Что? Уже на расстрел? — спросил я спросонок.

— Нет, на курорт! — ответили мне.

В сопровождении конвойных под 2 метра ростом (генно модифицированных, ясен перец) меня погрузили в автозак. Стыдно признавать, но со мной на самом деле обращались как с грузом. Рывком поставили на ноги, броском закинули в автозак.

В памяти всплыла служебная инструкция «При взятии в плен языка с ним не церемониться, не заботиться о сломанных ребрах и, руках — ибо все равно не жилец!».

Ехали около часа. Когда машина остановилась и дверь открыли, в кабину хлынули звуки — птицы, сосны, ветер. До этого все было герметично, и я ехал как в вакууме плыл. Зато имелось время для суждения о бренности бытия.

С той же нежностью меня выгрузили, и Бойцова снисходительно отпустила конвой.

— Дальше мы сами займемся арестованным!

Двое небольшого росточка мужичка в робе без знаков различия смотрели без интереса. У меня волосы наэлектризовались, когда я увидел глаза без белков. До этого столь искусно выполненных боевых дронов мне видеть не приходилось. Не мой уровень.

То, что я удостоился такой чести, ни о чем хорошем не свидетельствовало. Вероятность слинять по — тихому на Персиковую улицу в коттеджный поселок «Елки» стремительно улетела в отрицательную величину.

Один из ЧП (человекоподобных) наклонился и по — машинному аккуратными движениями навесил мне на ногу килограммовый браслет.

— Если удалитесь от разрешенного места или захотите снять сами — заряд сдетонирует и вам оторвет ногу! — пояснила Бойцова с таким аппетитом, словно сообщала, что мне сейчас подадут шашлык.

— В таком случае нельзя ли перевесить браслет на другую, уже раненую, ногу? Она все равно ни черта не гнется! — попросил я. — А то мне оторвёт здоровую ногу, и я останусь лишь с больной!

— На это и расчет, гражданин Бекк! — мило улыбнулась Бойцова, и мне показалось, длинный раздвоенный на конце язык мазнул по ярко накрашенным алым губам.

Дроны с безмятежными лицами отвели меня в дощатый домик. На вопрос, где мне дозволено гулять, один указал на тропинку вокруг дома. Похоже, на дрон не удосужились поставить голосовой декодер.

Другие домики стояли среди сосен не ближе 50 метров. Где — то за соснами шумела Волга.

Господи, как же давно я не был дома.

Аллея героев.

Еду мне в этот день не дали. Как и питье. И на следующий тоже.

Справлял нужду под окнами. Гулял по тропинке. Издалека наблюдал других обитателей зоны отдыха. Они шли на обед. Попытки привлечь их внимание истошными криками ни к чему не привели. Я был невидим и не слышим. Меня вообще тут не было.

На второй день ближе к обеду заявилась Аня Бойцова.

— Ничего не хотите мне сообщить? — поинтересовалась она.

— Жрать хочу! — мрачно сказал я.

Она сделала знак рукой. Два неразлучных ЧП в праздничных робах сервировали нехитрый столик — супчик в железной миске, гуляш с сечкой и естественно компот.

— Идите, ешьте! Не стесняйтесь, Адольф Александрович! — сделала девушка широкий жест.

Я не двинулся с места — столик стоял за тропинкой.

— Вы очень любите себя! — сделала вывод Анютка. — Вам жалко ногу? Да вы нарцисс!

Я занял позицию, где расстояние до еды было кратчайшим.

— Господи, настоящий бабуин! — натужно рассмеялась Аннушка. — Хотите, я вам передам?

— Можете столик передвинуть! — подсказал я.

— О, бабуин заговорил! — делано удивилась Аня, сегодня она была бесподобна.

Милая девушка взяла миску, потом словно вспомнила и спросила:

— Зачем вы убили Кашлина?