Пантанал и дети Ла-Манша - [21]

— Сомневаюсь! — пробормотал Кокс сквозь зубы.

Задание напарники получили от шефа — констебля Харли Грэя лично. И клюв у него был поменьше.

— Русские бандиты украли детей! — продолжала истерить Кулман.

Создавалось впечатление, что русские высадили по крайней мере десант, чтобы похитить отпрысков больших шишек. Потребовалось, какое — то время, чтобы выяснить, что это не так.

— Ну и куда поехала эта…? — начал было уточнять Кокс.

— Сумасшедшая! Она настоящая сумасшедшая! — выпалила Кулман.

— Окей. Так куда поехала эта сумасшедшая?

— Как куда? — изумилась Кулман их недогадливости. — В Россию, конечно!

— Понятно! — со значением произнес Кокс и обратился к Дэвису. — Узнай, откуда был заказ на такси!

Финли связался с диспетчером такси и узнал, что заказ поступил из паба на набережной.

— Не удивлюсь, если русские приплыли на подводной лодке! — процедил Кокс.

Напарники сели в машину. Финли за рулем разворачивался на пятачке перед школой, Кокс доложился шеф — инспектору.

— Срочно следуйте на набережную! — приказал комиссар. — Задержать бандитов любой ценой!

— Как бы они по нам ракетами не шарахнули! — глубокомысленно заметил Финли.

— Болтать команды не было! — строго оборвал Кокс.

На полпути над их головами прошел вертолет «Линкс» королевской морской пехоты.

— Вечеринка начинается! — заметил Финли. — Давай пари, кто кому накидает? Моряки ихним или ихние морячкам?

Кокс велел ему заткнуться.

Финал — апофеоз.

Скотт Брикман прошел мимо выпотрошенного такси с распахнутыми дверцами. Яхта «Фотиния» качалась на волнах с выбитыми иллюминаторами. С палуб свисали тросы и штурмовые лестницы, использованные спецназом.

У перекинутого с яхты на пирс трапа его встретил помощник.

— Где он? — спросил Брикман, который уже знал, что главного взять не получилось.

— Следуйте за мной, шеф!

Робинсон повел его на нижние палубы, к каюте, перед выбитой дверью которой перекатывались многочисленные гильзы.

— Это что за фак? — на повышенных тонах начал Брикман. — Вы же докладывали, что оружие не нашли!

— Подозреваемый заперся и не открывал! — оправдывался Робинсон. — Спецназ воспринял это как угрозу безопасности и открыл огонь!

— Угроза безопасности это вы Рори! — вскричал Брикман. — Русский резидент был у нас в руках!

Он добавил еще несколько красочных эпитетов, не характерных джентльменам и вошел. Стены каюты напоминали решето. Пахло порохом и кровью. Истекающий кровью «Шелапугин» лежал на полу, сжимая в руке вырванную с мясом запчасть компьютера.

Брикман, старась не запачкаться, перешагнул через него. В простреленной микроволновке вонюче тлели жесткие диски и флешки.

Внезапно «Шелапугин», которого все посчитали умершим, дёрнулся и открыл глаза.

— Рори, идиот, врача! — закричал Брикман.

Впрочем, русский резидент жил недолго. Его жизненных сил хватило буквально на одну фразу.

Брикман присел и ловил каждое слово. Которое, впрочем, не вспоминал целых полгода, а вспомнил лишь, когда самому пришлось умирать.

Русский произнес:

— Обижать детей — это грех!

4. 87 лет спустя

7 июля. 87 год Конфликта. Шербур. Вершинин.

Этой драки в баре «Каролеофан» быть было не должно, но мало ли чего не должно быть в нашей жизни.

Начфин успел достать меня всего за сутки. Он ходил ко мне как в магазин, то за чайником, то за сахаром. Все бы ничего. Пусть подавится. Но это вечная ухмылка на лице. Его дыне образная голова мерещилась мне за каждым углом.

Прав был мой друг Вальжан, не могу я никого на хер послать, воспитание не позволяет.

Утром, решив прогуляться, я встал пораньше, чтобы избежать общества Холуянова. Милая девушка — портье улыбнулась, когда я сдавал ключи. Я произнес пару комплиментов по — французски, и она раскраснелась от удовольствия.

Утро в этом городе у Залива не казалось таким мерзким, и причина, по которой нас мариновали, отошла на второй план. Но тут откуда — то сзади в фокус вплыло лицо незаметно подкравшегося начфина.

— Евгений Палыч решил приударить за красоткой? — сказал он даже не мне, а девушке, противно осклабясь.

Возникло ощущение, что в дыне сделали кривую прорезь.

Улыбка девушки погасла. Утро было безнадежно испорчено и грозило перерасти в такой же по качеству день. В который раз я подумал, какого рожна я здесь делаю. Меня никто не понуждал. Подвигов захотелось? Чудес? Никто не должен уйти обиженным? Уже по предыдущим свои экзерсисам я знал, что ничем хорошим это не кончится.

— Куда собрались, Евгений Палыч? — пристал начфин.

А твое какое собачье дело?

Я пробормотал, что мне по делам надо, и Холуянов само собой увязался за мной. Девушка — портье одарила меня презрительным и одновременно жалостливым взглядом. Я упал в ее глазах. Не впервой.

— Куда пойдем? — энергично поинтересовался начфин.

Тут бы и сказать ему, чтобы отстал, но куда уж мне, с моей вшивой интеллигентностью, как обозвал бы Вальжан.

И ведь пойдет, зло подумал я. Такие люди не понимают намеков. Весь день будет срать мне в мозги.

— Мерзкий городишко! — начал Холуянов какать мне в голову. — Тут еще кино снимали «Шербурские зонтики». Там Катрин Денев играла, страшная как все француженки.

Мне стало плохо.

Утопиться что ли? В Заливе?

Помогло чудо. Нет, Великий Лука не вышел из — за угла, босой и всесильный, хотя я теперь поверил бы чему угодно, лишь бы освободиться от этого паука.