Пансион благородных девиц - [14]

– Честно сказать, я еще не понял, – улыбнулся он.

– Завтрак тебя растормошит. Проходите в дом, а я пока все здесь уберу и присоединюсь к вам.

Кларисса была права: завтрак взбодрил Генри. Вкуснее кофе он, пожалуй, не пробовал: картонным стаканчикам из небольших кофейных забегаловок рядом с этим напитком богов и рядом было не стоять. Виктория постаралась на славу: яблочный пирог таял во рту, Генри с удовольствием съел два куска.

– Какие на сегодня планы? – спросила Кларисса.

Она переоделась после работы на клумбе, теперь на ней был надет темно-синий хлопчатобумажный тонкий брючный костюм: блуза с коротким рукавом и глубоким вырезом, подчеркивающая широким поясом идеальную талию, а широкие в вертикальную полоску брюки делали женщину визуально выше, чем она была на самом деле.

– Проведу Генри подробную экскурсию по двору и дому, сопровождая ее скучными и наверняка ему неинтересными историями об этой старинной земле, – намеренно загадочно и слегка театрально ответила Оливия.

– Я бы предпочел начать экскурсию с галереи, если никто не возражает, – сказал Генри.

– Вполне ожидаемо, – улыбнулась Кларисса.

– Вчера я слышал, или мне показалось…

– Дорогой, – перебила Оливия.

– В чем дело? Пусть говорит, – возразила Кларисса.

– Я слышал, как кто-то ходит за дверью, – неуверенно договорил Генри.

– О, – Кларисса рассмеялась, – это крысы! Проклятые господни создания, обреченные вечно существовать в тени мира. Мы с Викторией уже устали их травить. Плодятся, как люди, – улыбка сошла с ее губ. – Виктория. Будь добра, вечером обследовать кладовую. Возможно, следует разложить свежую порцию отравы.

– Хорошо, Кларисса, – ответила женщина.

– Я могу помочь, – предложил Генри.

– Не стоит, спасибо, я справлюсь, – сказала Виктория и вышла из столовой.

– Если завтрак окончен, мы можем пройти в галерею, – снова загадочной улыбкой улыбнулась хозяйка дома, – я люблю там бывать.

– В этой комнате вся наша семья словно оживает, – сказала Кларисса, горящими от восхищения глазами рассматривая портреты в галерее.

– Меня очень впечатлил этот портрет, – Генри подошел к полотну, на котором была изображена женщина, очень похожая на его избранницу.

– О да, Оливия…

– Оливия? – удивился он.

– Да, Генри, – сказала Кларисса, глядя на портрет, – в нашей семье принято давать детям имена в честь родственников. Твоя невеста была названа в честь этой Оливии и, никак по проведению, оказалась так сильно похожа на нее.

– Кем она ей приходится?

Это старшая сестра моей бабки, то есть Оливии она приходится троюродной прапрабабкой, – ответила Кларисса.

– Приходилась, – поправила ее Оливия, что лениво сидела на маленьком диванчике, продолжая пить кофе, – приходилась, тетя.

– Да, приходилась…

– Как же все сложно и запутанно, однако – поразительное сходство, – снова восхитился Генри.

– Да, разница лишь в том, что Оливии на портрете – ей около сорока лет, а твоя Оливия юна и свежа и излучает собой красоту и молодость!

– Тетя Кларисса, – прекрати, – буркнула девушка, ставя пустую чашку на блюдце, – а ни то я решу, что ты мне завидуешь!

– Конечно, родная моя, я отчасти завидую тебе, – улыбнулась Кларисса, – но, ты же знаешь, ничего злого моя зависть не несет. Глядя на тебя, во мне оживают миллионы воспоминаний о былом времени…

– Я уверен, что не запомню каждого вашего предка, что изображены здесь, – рассмеялся Генри, – но, раз в вашей семье принято называть в честь родственников, я жажду увидеть на портрете Клариссу первую!

На лице женщины появилась осторожная, печальная улыбка.

– Да, есть такой портрет, – сказала она и сделала несколько шагов. – Вот…

Она остановилась у портрета молодой девушки, которой на вид было не больше семнадцати-восемнадцати лет. На ней было синее платье с открытыми плечами и декольте, по краю которого лежали темные цветы. На тонкой, белой шее висело изящное ожерелье с мелкими блестящими камнями. Улыбка была милой и невинной, щеки румяны, глаза голубые. Часть желтых, как солома, волос была подобрана золотым гребнем на макушке, а длинный, вьющийся локон спускался по левому плечу и лежал на груди девушки.

– Она прекрасна, – завороженно сказал Генри.

Кларисса довольно улыбнулась, а Оливия наконец встала с дивана.

– Эй, милый мой, – сказала она, – мне что, пора начинать ревновать?

Генри рассмеялся.

– Думаю, нет смысла даже начинать, – ответил он. – Если я не ошибаюсь, холсту не менее двух сотен лет. Я прав? – спросил он, казалось, сам у себя, принявшись искать внизу картины подпись автора и дату написания.

– 1867 год, – заявила Кларисса.

– Кто автор?

– Инициалов здесь ты не увидишь, – сказала женщина, – они на обороте холста. Но и имя тебе не будет знакомым. Портрет написан мужем Клариссы.

– В таком юном возрасте?

– Ее выдали замуж в шестнадцать лет, – ответила Кларисса. – Он был на пятнадцать лет старше, но очень любил жену. У них родилась дочь… Это была красивая семья. Увы, Кларисса пережила и мужа, и дочь, оставив после себя лишь портрет…

Кларисса печально взглянула на портрет девочки лет десяти-одиннадцати.

– Это – дочь Клариссы, – сказала она.

– А как ее…

– Элиза, – ответила женщина, не дослушав вопрос. – Ее звали Элиза.