Пансион благородных девиц - [16]

Оливия оживилась. Книги были ее второй слабости после флористики. Она быстро метнулась к одному из стеллажей, бегло пробежала глазами и изящным указательным пальчиком правой руки по корешкам книг и ловко достала одну из них: тоненькую, словно брошюру, но, тем не менее, в дорогом переплете.

– Вот! – довольно сказала она.

– Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея», – прочитал Генри, – год издания 1893. Очуметь!

– Твоя тема: портреты! Приятного чтения, – склонила голову Оливия. – А я выберу себе что-нибудь из Джейн Остин…

Глава 4

На обед Виктория приготовила тефтели в томатном соусе, запеченные грибы, омлет с сыром и спагетти. На десерт остался яблочный пирог с утра.

– А ей не тяжело столько готовить? – шепотом спросил Генри у Оливии. – Ей уже… сколько ей?

– Кажется, семьдесят пять лет, – шепнула в ответ девушка.

– Надо сказать Клариссе, чтобы пожалела старушку… Я думаю, нам ни к чему такие изыски.

– Будь уверен, ей это за радость, – тихо ответила Оливия, – в этом доме вкусно готовить всегда умела только Виктория.

– Посетили библиотеку? – прервала шепот Кларисса.

– Да, – ответил Генри. – Оливия выбрала для меня книгу «Портрет Дориана Грея».

– О, прекрасное произведение! – восхитилась Кларисса. – Вечная молодость в обмен на свою бессмертную душу… Как это иронично… Ты веришь, что у человека есть душа, Генри?

– Думаю, да, – сказал он, – что, как не душу, я вижу в человеке, когда рисую его портрет?

– Замечательные слова… Увидишь ли ты мою душу? – Кларисса улыбнулась молодому человеку.

– Можно завтра приступить, – ответил тот.

– А что, если с моим портретом повторится история портрета несчастного Дориана Грея? – игриво хихикнула Кларисса.

– Не думаю, что моя кисть обладает магическими свойствами, – улыбнулся в ответ Генри.

– Но, может быть, моя душа обладает, – сказала Кларисса и допила бокал воды. – Я планирую прогуляться, – добавила она, – составите мне компанию?

– Мы с удовольствием, – радостно сказала Оливия.

Виктория вошла в комнату, чтобы убрать со стола, а Генри тут же стал ей помогать.

– Что ты, – улыбнулась Виктория, – я сама справлюсь… Это моя работа.

– Мне не сложно, правда, я хочу помочь!

Виктория положила свою старую, морщинистую руку на руку молодого парня, который уже приготовился поднимать тарелки со стола.

– Я сама все сделаю, – продолжая улыбаться, сказала женщина немного строже, – не беспокойся, Генри, я все уберу одна. Я уже немолодая. Что уж мне тут осталось прислуживать…

– Виктория, – строгим тоном сказала Кларисса.

– Мне пора, – ответила пожилая женщина и понесла собранные ею тарелки на кухню.

– Она бывает не в себе, – пояснила Кларисса, оказавшись уже на заднем дворе дома, – старость берет свое…

Они прошли мимо домика Виктории. Генри вспомнил, что видел его из окна комнаты Оливии и обернулся, чтобы рассмотреть витражное окно со двора. Он на секунду остановился, прищурился, а потом наоборот очень широко округлил глаза. Оливия и Кларисса обогнали его на пару метров, но, заметив, что его нет рядом, обернулись.

– Что случилось? – спросила Оливия.

– Мне показалось… – ответил Генри, не отрывая глаз от окна.

– И что же тебе показалось?

– Что в нашей комнате стоит мужчина…

Кларисса негромко засмеялась.

– К сожалению, или к счастью, – сказала она, – ты, мой дорогой, единственный мужчина в радиусе, пожалуй, пяти километров, а то и больше.

– Я же сказал, что показалось… – стеснительно ответил Генри.

– Это все грибы Виктории, – с саркастичной улыбкой на лице предположила Виктория, – мужчины – пускай, но лишь бы тебе не мерещились другие женщины.

– Вся та территория – это ваше фамильное кладбище? – Генри сменил тему, заглядывая немного вдаль за деревья.

– Да, – сухо ответила Кларисса, – это – наш собственный город мертвых.

– Зато вы всегда помните о них, а ведь говорят, что, пока человека помнят, он продолжает жить.

– Иногда эта память причиняет слишком много боли, – печальным голосом сказала Оливия.

– Твоя мама?.. – осторожно спросил Генри.

– Угу…

– Мы можем пройтись по кладбищу… – предложила Кларисса. – Включим это в нашу прогулку, не против?

– Я – только за! – уверенно сказал Генри с осторожностью поглядывая на Оливию, опасаясь обидеть ее, задев за «живое». – Такое место, как кладбище, всегда в глазах людей носило некий романтический характер, как бы жутко это ни звучало.

– Вот только это не относится к родственникам тех, чьи могилы вдохновляют кого-то своим «романтизмом», – слегка недружелюбно сказала Кларисса.

– Я тоже рано лишился своей матери, – как бы в свое оправдание сказал Генри, – и конечно же я бы не хотел, чтобы на ее могиле подростки фотографировались, как у какого-то оккультного памятника.

– Мораль поведения человека решается его воспитанием, – сказала Кларисса, – но, ты прав, нездоровый интерес к кладбищам у человечества в крови. Слишком уж людям интересно знать, что же там: после смерти. При жизни они узнать этого не могут. Большинство не может… Оттого и ищут ответа у тех, кто уже знает. Да только не каждый мертвец изъявит желание рассказывать живым о своем мире. А когда находится такой, который решается на это, то люди тут же в страхе бегут, куда глаза глядят, пытаясь спастись от гостя с той стороны. А он продолжает в недоумении преследовать их, пытаясь донести вести с того света. Но вы же сами этого хотели? Так в чем же теперь дело? Чего так боитесь этого?