Паноптикум - [124]

— Пройдет у вас хорошее настроение, Розинберг, — раздраженно сказал ему Цобойя, — очень скоро пройдет, когда узнаете, зачем вас зовут в контору.

Розенберг, не оставляя ни на минуту своего дела, тщательно скреб пони и продолжал разговор с Цобойей.

— Оно у меня уже прошло, дорогой мой Элечка, мой единственный любимый сынок, прошло от отвращения к тому, кто мне так угрожает, — продолжал и дальше дразнить его Розенберг, все время подмигивая трем мальчикам. Закончив чистить пони по кличке Лаци, он ушел вместе с Цобойей.

— Сядьте на обезьянью скамейку и ждите меня, пока я не вернусь, — приказал он ребятам.

Все трое уселись перед клеткой с обезьянами и стали уничтожать остатки обезьяньего корма из корзинки Яни. Они очень волновались, пока ждали дядю Абриша, но все же, разговаривая между собой, старались подыскивать все слова на «э» и весело смеялись. Победителем из такого оригинального соревнования вышел Дьёзё Вахмата.

Не прошло и двадцати минут, как Розенберг вернулся из конторы потный, красный и очень сердитый. Еще издали он стал кричать ребятам:

— Уж лучше иметь дело с Муки, чем с этим зверем.

Дядя Абриш весь дрожал. Он присел на скамью рядом с ребятами и тоже принялся за обезьяний корм.

— Дело в том, — начал он наконец свой отчет, — что Пепи, маленький львенок, неделю назад укусил Фридриха за ногу, прямо сквозь штаны вцепился ему в икру. Из-за этого и позвал меня Флориан Вантцнер. Слышали бы вы, как он вопил! И как он пил! Глоток — ругательство, ругательство — глоток. «Идиот! Скотина! Иудей! — так и сыпалось на меня градом. Ты, говорит, организуешь делегацию из-за икры Фридриха? Хочешь на меня жаловаться? Что? Организуемся? Агитируем? Будоражим людей? А если Пепи прокусил штанину Фридриху, мне очень жаль, продолжал он дальше, — да, именно жаль, что Фридрих до сих пор не научился обращаться с животными так, чтобы они его не кусали. Что же касается штанов, то их тоже очень жаль, но дела до них мне нет никакого: столичный бюджет не позволяет нам покупать по нескольку пар штанов служителям. А если господин Фридрих жалеет свои штаны, пусть выберет себе другую профессию, нам здесь не нужны такие крикливые социалисты, как этот Фридрих». Даже передать не могу вам, как он кричал, а я стоял и удивлялся, какое крикливое животное этот главный советник по звериным делам. Потом я сказал ему: «Драгоценнейший господин главный советник, не извольте так волноваться, а то, не дай бог, вас хватит удар, а где мы еще найдем такого звериного советника, как вы? Да во всей Венгрии… — что я говорю! — …во всем мире не найдешь такого». А он посмотрел на меня и говорит: «Разве не ты взбудоражил их?» Тут он зарычал, ну прямо не как звериный советник, а дикий зверь. Я стал его успокаивать, что, мол, клянусь вам, драгоценнейший господин главный советник, никого я не будоражил, вот разве только Пепи… А он как набросится на меня, как заорет: «Не строй мне здесь дурака! Я тебя в тюрьму упрячу! Ты — бунтовщик! Ты к мировому господству стремишься! Иудей ты этакий! Ты что, воображаешь, что твоим сородичам удастся поднять против нас бунт? Что? Ха? Отвечай!» И он опять стал пить и пил так долго, что даже борода его намокла в палинке.

Ребята слушали эту странную, волнующую историю. Чтобы не упустить ни одной подробности из нашего рассказа, надо еще отметить, что день клонился к вечеру, посетителей в зоопарке осталось совсем немного, на открытой сцене у пруда музыканты готовились к вечернему концерту и ветерок доносил до наших друзей звуки настраиваемых инструментов. Розенберг опять заговорил:

— Одним словом, я подумал, что дуракам закон не писан, особенно если этот дурак к тому же еще главный советник по звериным делам, и решил обратить все в шутку. Я сказал ему: «Вы просто гений, драгоценнейший господин главный советник! Как вы могли догадаться, что я и есть такой еврей, который стремится к мировому господству?» А он мне на это: «Откуда? Дурак! Все иудеи к этому стремятся, а раз у всех твоих других сородичей такие глупости бродят в голове, так в твоей и подавно». Очевидно, я все-таки на него посмотрел с большим удивлением, потому что он спросил: «Ну, чего на меня уставился? Если есть в тебе хоть капля совести, немедленно расскажи, что за организацию ты здесь придумал? Если скажешь все начистоту, то… то… я не выброшу тебя отсюда… господин Розенбергерер…» Ну, думаю я про себя, опять он пьян как стелька. Я сейчас расскажу ему, как я стремлюсь к мировому господству, какие организации здесь у меня. Я подошел к нему чуть-чуть поближе и говорю: «Это все очень просто. В один прекрасный вечер, прошу покорно, мы откроем все клетки и выпустим зверей на волю. Их мы, конечно, уже заранее выучили, что они должны есть только христиан, и если им на пути попадется еврей, так они тут же перекрестятся и прочтут молитву…» Вам бы надо было видеть, что с ним при этих словах сталось! Глаза полезли на лоб, он начал рвать бороду, захрипел и заорал: «Иудей проклятый! Я покажу тебе, как шутить со мной! Я тебе покажу!..» И по его глазам было видно, что он даже не знает, какими звериными именами обозвать меня, так как все звери находятся со мной в самых дружеских отношениях.