Панкомат - [69]

Шрифт
Интервал

Вернувшись с переговоров, она уселась у окна, провела взглядом вдоль трассы, что вокруг микрорайона шла, а потом вдруг бросилась мне на колени, да так, что я чуть остатки кофе на себя не опрокинул.

— Ну, что случилось? — спросил я ласково.

— Валер, — прошептала она на ухо, — ты меня любишь?

Вот оно. Если сейчас сказать «да», то обман порастет мхом, и попробуй, доберись до него.

— А ты сама как думаешь? — спросил я.

Она отвернулась и насупилась.

— Так что случилось? А? Вик, скажи мне, я же вижу, что что-то не так.

— Что случилось? А ты не знаешь?

— Нет.

— Знаешь.

— Не знаю.

— Все вы так говорите.

— Кто еще так говорит?

— Ты меня не любишь!

Она вскочила и удалилась.

Я так и остался сидеть на кухне, стараясь ни о чем не думать. Можно было включить комп и погонять в какую-нибудь тупую бродилку или помучить выловленного вируса. Но как я ни старался держать себя в руках, настроение падало. Это классика. Это — вообще классика, а для Вики — это аксиома, опровергать которую нет нужды. А ведь были моменты, и я осуждал сам себя, я говорил, что так нельзя, что нужно проявлять понимание. И вот оно — понимание. В жизни не очень много граблей. Мы, преимущественно, наступаем на одни и те же грабли.

Тогда позвонила Вера.

— Я извиняюсь. Видимо, уж поздно… Просто я подумала…

— Разве поздно? — спросил я, — отличное время. Очень даже и не поздно. Мои любимые без десяти девять.

Я демонстративно посмотрел на Вику, чтобы она поняла, насколько я не лыком шит. У нее были круглые, лживые, глаза.

— Я подумала над вашим предложением….

— И согласились?

— Да.

— Где встречаемся?

— Кафе N. Знаете?

— Конечною. Я возьму такси и приеду через двадцать минут.

Когда я стал собираться, Вика появилась в коридоре со слезами на глазах.

— Ты куда?

Она то вздрагивала, то вновь поворачивалась. Поролон ее души был полон дешевых чувств и глупости.

— В никуда, — ответил я сердито.

— Как в никуда?

— Ты же сама этого хотела. Тебе плохо со мной? Я не удивлюсь, если ты себе уже кого-то нашла. Это в твоем репертуаре. Тебе просто не сидится на месте, если все нормально. Так и хочется кому-нибудь в душу влезть! Да? Оставляю тебя наедине с собой.

— Ты что это, А? Валерик! — она заплакала. — Я знала. Ты меня не любишь! Стой. Ты куда?

— К коту под муда!

— На улице холодно!

— Ничего. В подъезду переночую.

Глава 15

Погода еще за час была морозная — теперь же все неожиданно поменялось. Где-то в углах дороги морщинами лежал снег. Смешавшись с грязью, он таял неохотно, зато луж было много, и мне постоянно приходилось уворачиваться от машин. Во дворе дома они еще не спешили, а уж в проезде им словно необходимо было давить на газ. Повернув к остановке, я миновал дом, на ступеньках которого всегда тусовалась молодежь. Играла гитара. Шипело пиво. Хихикали девочки. Я мог бы преспокойно попивать пивко среди них — там не одни только полные юнцы собирались. Но — Вика. Кто так за меня решил? Какое шестое чувство? Может быть, нужно просто побольше сидеть за компьютером, изобретать, думать, и все мысли вылетят из головы? Но в этом городе — здесь же нет проектов. Здесь по фирмам сидят умельцы, перетыкающие взад-вперед железо. Но и к ламерам не так просто подступиться. Они думают о себе очень много. Это — свойство провинциальных ламеров. Это, конечно, не их одних проблема, так думает большинство. Так все устроено. То ли для самообороны, то ли для другдругапоедания, но мне то что с того? Мне, собственно, понимание фальши — ни к чему. Я и понимаю, но мне и по барабану. Это вот Петр. Он — герой. Другой бы от отсутствия результатов давно бы скис и водку пил. А он и водку пил, и к результатам пришел, и даже, как ни странно, от этого всего его не заносит. Во всяком случае — внешне. Я ж не знаю, что он там думает.

Возле остановки было полным полно таксистов. Я приоткрыл дверцу темно-синей «Ауди» и спросил:

— Едем?

— Поехали, — отозвался парень.

Это был мой сосед по этажу. Имени его я не знал. Мы иногда здоровались, иногда — нет. Ему, наверное, года двадцать три было. Я его постоянно видел во дворе возле дома — он дружил с беловолосой девочкой, крашеной-перекрашеной. Иногда он играл футбол с ребятами на площадке, и я даже запомнил его коронную фразу:

— Да бей, ёб! Ёб те, ноги кривые, что ли? Хуярь, ёб!

— Куда едем? — спросил он.

— В кафе N.

— Я там недавно с пацанами сидел, — заметил он, — хорошее место.

— Я тоже там бываю, — ответил я.

— А мы там постоянно сидим.

— Ну да.

— Я тебя чо то там не видел?

— Я тебя тоже не видел, — ответил я.

Позвонила Вика. Я сбросил звонок, давая ей понять, что ее тем самым посылают. Впрочем, она вряд ли что-то поняла. Я был совершенно уверен, что все ее действия исходят от чистого сердца. Или, если можно так сказать, от грязного сердца. Но оно, сердце это, относительно ее самой, перманентно. Это способ существования паразитического существа в этом мире. Взять, хотя бы, глистов. В чем виноваты глисты? Это, пожалуй, Бог виноват в том, что они есть, глисты. С их точки зрения сосание крови из теплого, дающего, организма — есть благо. Никак не иначе. Если бы взять и интерпретировать меня с этой позиции, то — ничего страшного. Я питаюсь не худшей кровью. Во всяком случае, пытаюсь так делать.


Еще от автора Сергей Рок
Алехандро Вартан

Бесконечность можно выразить в плоскости, или в виде фигуры во множестве измерений, но, когда вы смотрите в небо, эта система не очевидна — нужно приложить усилия или задействовать внутреннего демона. Но если он молчит, можно воспользоваться чужим. Все открытия сделаны давно, и кажется, все новое может возникнуть лишь в виртуальном мире, переложенным на плечи визуальных эффектов. Каким древние видели мир? А кто-то считает, что жизнь циркулирует, и более того, физика плавно перетекает в метафизику. Можно сказать, что вы начинали свой путь от одноклеточной водоросли, чей миг был короток — в поисках магического сахара, она давно стала частью биологической массы.


Рекомендуем почитать
Почему не идет рождественский дед?

ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).


В аптеке

ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).


Мартышка

ЮХА МАННЕРКОРПИ — JUHA MANNERKORPI (род. в. 1928 г.).Финский поэт и прозаик, доктор философских наук. Автор сборников стихов «Тропа фонарей» («Lyhtypolku», 1946), «Ужин под стеклянным колпаком» («Ehtoollinen lasikellossa», 1947), сборника пьес «Чертов кулак» («Pirunnyrkki», 1952), романов «Грызуны» («Jyrsijat», 1958), «Лодка отправляется» («Vene lahdossa», 1961), «Отпечаток» («Jalkikuva», 1965).Рассказ «Мартышка» взят из сборника «Пила» («Sirkkeli». Helsinki, Otava, 1956).


Полет турболета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сведения о состоянии печати в каменном веке

Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.


Продаются щенки

Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.