Панкомат - [43]

— К комбику?

— Да, типа того.

— Ну, как видишь. Это заразно. Ничего не сделаешь.

— Мне тоже иногда кажется, что это заразно.

— Ты думаешь, это все исходит от Петра?

— А от кого же еще?

Я взял ее за руку, и она последовала за мной в отдел детской литературы. Там я купил несколько одинаковых книжек про Буратино. Одну из них подписал:

Уважаемая Club.

D.J. Ultra Ferro 90

В день спуска разума с небес

Дарит тебе это бесценное сокровище.

Я долго искал родственную душу.

Я обшарил целый мир.

И вот я ее нашел.

— Это тебе, — я протянул ей «Буратино!».

— То есть…

— На память. В честь «похихикивания. Мы все сходим с ума. Один человек заключил, что все мы можем жить по собственному усмотрению. Тебе Петр не говорил?

— Нет.

— А…Это у них..

— А ты что, как бы не с ними?

— С ними? Нет, я недавно с ними знаком. Но теперь все по-другому. Ты будешь вино?

— Вино?

Понятное дело, что мы едва знакомы. Но у Club хорошо развито интуитивное ощущение людей. Возможно, что ей необходим лишь один единственный взгляд, чтобы сказать — это человек — он, а этот — нет.

— Что за вино?

— Не знаю. Можно придумать новый вид вина.

— Ладно, — согласилась она, — куда идем?

— Найдем кафе…..

— Ладно.

Вскоре мы были в кафе. У меня на вооружении всегда много дежурных фраз, однако, я не имел конкретных целей. Бесспорно, существуют девочки, которых хочется сразу, здесь и сейчас. Опять же, это вопрос внутреннего сопоставления. Кто-то тебе подходит, а кто-то — нет.

Мы выпили. Я закурил. Club иногда курила. У нее были сигареты, но она редко вынимала их из сумочки. Ей было не больше 20-ти лет.

— Ты, наверное, раньше тусовалась с толкиенистами?

— Да. Что, заметно?

— Не знаю.

— Значит, заметно. Мне кажется, у тебя свои собственные стереотипы, и они довольно вредные.

— Да. Наверное. Но я мало об этом думаю. Я привык работать, думая. Соответственно, я не люблю глупый круг общения. В противном случае мне пришлось бы обращать внимание на себя, фильтровать базар, и все такое.

— Может, это напоминает компьютерную игру?

— Да. Только это — не моя игра.

— Но все же…

— Смотря как подходить к делу.

— Ага.

— Если что-то хочется выразить, то вообще, это не важно, как ты это выражаешь. Главное, чтобы тебя услышали. Тогда, спору нет, меня можно найти и в игре.

— И в чем там суть?

— Да ни в чем. Каждая игра — это просто развлечение. А здесь — другое. Это борьба с комплексом. Ведь только кажется, что мы развлекаемся. Я сначала тоже не понимал. А потом мне стало понятно, что здесь есть довольно серьезный скрытый смысл. У человека слишком много страхов, от которых он постоянно прячется.

— Тебя с кем-нибудь познакомить?

— А ты можешь?

— Конечно. Я так думаю, вы там коллекционированием занимаетесь?

— Ты сама догадалась?

— А что еще от вас ждать?

— А.

— Романтика, — заключила Club.

— Куда ж без нее.

— А революция?

— Не знаю. Это не моя идея. Да и вообще, если революция в деле — то для нее нужны деньги. Я, в отличие от нашей партии, знаю, где их взять. Вот. Давай выпьем.

— У меня есть знакомая, она охотно попадет в чью-нибудь коллекцию.

— Хорошая.

— Внешне — да.

— Внутренне — нет.

— Ну, это ты слишком много хочешь.

— Почему бы и нет. Иногда бывает успех на пустом месте.

— Вот, вот. Может, тебе тоже стоит поиграть?

— Коллекционировать мальчиков?

— Не знаю. Ты же понимаешь, это — элемент борьбы.

— С кем же вы боритесь?

— С системой.

— Так я и думала.

— Да. Держи стакан.

— Ладно. Выпьем за смерть системы!

А на следующий день я принял активное участие в соревновании. Выйдя на центральную улицу, я познакомился с девушками, которые прибыли в помидорную столицу их села. Они учились на парикмахеров. Они еще не знали, чего они хотели, но город их пугал. Они мечтали поскорее закончить учебу, чтобы вернуться в родное село и там делать стрижки землякам.

— Идем в кабак? — спросил я.

— Та! Кабаки, да кабаки.

— А что, есть у вас на селе кабаки? — спросил я тоном спокойного командира.

— А то, — отозвалась короткостриженная пышка по имени Наташа.

На том ответ ее и был. Видимо, этим лаконизмом она подчеркнула что-то.

Принесли пиво и сухарики, которые юные студентки именовали орешками.

— А я работаю промышленным альпинистам, — сказал я гордо.

Ожидание вопроса.

Вопроса нет.

— Натах, к Т. пойдем? — спросила Алла, девочка смазливая, но глупая.

— Щаз-з-з! — воскликнула Наташа.

Щаз — это такая штука, которая может дешифровать любую колхозницу. А без щаз — как без руки. Как без половых органов.

— Вот цепляет мой друг Сукачев веревку, — рассказывал я, — а только потом закуривает. Представляете? А я спускаюсь. Вижу только огонек его сигареты. Выше — небо. Синее. Думаю, сколько еще так смотреть? Много ли? Как долго еще небо над моей головой будет видно? Случается, застрянет за балконом кошка. Казалось бы — и хрен с ней. Но хозяевам-то жаль ее. Прикинь — вот нет у них детей. Кошка — что ребенок. Вызывают нас. Хватаешь кошку… А она — Мао, Мао, кричит, царапается. Поднимаешься весь исцарапанный. Сукачев смеется и курит.

— Натах, — сказала Алла суетливо.

— Да щаз-з, з-з, — ответила ей Наташа с показным раздражением, не заботясь о том, слушают меня или нет.

Скорее — нет. Выпив пива, подруги собираются валить. Ну, что делать? Не держать же их? Взяв телефона, я желаю им удачи.