Панихида по усопшим - [65]

– Ты в порядке? – сгорбленный патологоанатом был третьим человеком, который задал тот же вопрос.

– В полном. Несколько недель на Ривьере, и я буду в порядке. Ничего серьезного.

– Ха! Это то, что все они говорят. Всякий раз, когда я спрашиваю своих пациентов, от чего их родители умерли, все они говорят то же самое: – «О, ничего серьезного».

– Я скажу тебе, когда не все будет в порядке.

– Ты, вероятно, знаешь, Морс, что каждый человек когда-либо рожденный, имеет, по крайней мере, одну серьезную болезнь в жизни? – Последнюю.

Мм. Это была мысль.

Льюис вернулся в церковь: дела за ее пределами были почти закончены.

– Вы в порядке, сэр?

– О, ради Бога! – сказал Морс.

Рут Роулинсон еще сидела на задней скамье в часовне Девы Марии, глядя тупо перед собой, – тихая и пассивная.

– Я отвезу ее домой, – сказал Льюис, – вы только…

Но Морс прервал его.

– Боюсь, что она не может вернуться домой. Вам придется забрать ее в управление, – он тяжело вздохнул и отвернулся от нее, – она будет находиться под арестом, и я хочу, чтобы вы лично приняли от нее заявление. – Он повернулся к Льюису и сказал с необъяснимой злостью в голосе. – Это ясно? Вы! Лично!

Молчаливую и несопротивляющуюся Рут увел в полицейскую машину один из констеблей. После того как она ушла, Морс, Льюис и полицейский медик вышли из церкви.

Толпа снаружи, стоявшая вокруг теперь уже накрытого тела, наблюдала за их появлением с неподдельным интересом, будто главные герои какой-то драмы только что вышли на сцену. Сгорбленный пожилой человек, который выглядел также, как если бы осматривал (вернувшись в 1555 год) с равнодушным видом тела мучеников за веру, сгоревших на костре рядом с Беллиол-колледжем, всего в нескольких сотнях ярдов отсюда. Далее, спокойный, довольно крупный на вид мужчина, который, как вначале казалось, отвечал за всю операцию, и который теперь отступил немного на второй план, как делал это всегда в присутствии своего начальства. И, наконец, более худой, лысеющий, бледный человек с пронзительным взглядом серо-голубых глаз, в которых мрачно, более чем у кого-либо из трио – была видна спокойная властность.

Они стояли, эти трое, над накрытым телом.

– Не хочешь посмотреть на него, Морс? – спросил патологоанатом.

– Я насмотрелся на него достаточно, Макс, – пробормотал Морс.

– Его лицо в полном порядке, если ты чувствуешь брезгливость.

Медик откинул верхнюю часть рясы с лица покойника, и Льюис посмотрел на него с большим интересом.

– Так вот как он выглядел, сэр.

– Простите?

– Брат Лоусона, сэр. Я только что говорил, что…

– Это не брат Лоусона, – тихо сказал Морс; так тихо, что никто из остальных, казалось, не услышал его.

Книга Руфи. Глава тридцать восьмая

Показания, данные мисс Рут Роулинсон, проживающей на Мэннинг-террас,14А, Оксфорд, подписанное ей же, в присутствии сержанта Льюиса, управление полиции «Темз-Вэлли».

Может быть, легче начать с событий двадцатилетней давности. Я тогда первый год изучала английский, историю и экономику в старшем классе школы Оксфорда. Директриса пришла однажды утром в аудиторию и позвала меня на улицу. Она сказала мне, что я должна быть храброй девочкой, потому что она должна сообщить мне очень печальную новость. Мой отец, который работал тогда печатником в «Оксфорд Юниверсити Пресс», перенес обширный инфаркт и умер через час после поступления в клинику «Редклиф». Я помню ощущение отупения больше, чем реальное горе. На самом деле в течение следующих нескольких дней я испытывала почти чувство гордости, так как учителя и другие девушки относились ко мне с добротой, которой я в действительности никогда раньше не знала. Это было так же, как если бы я была героиней, которая переносила несчастье с большим мужеством. Но на самом деле это был не тот случай вообще. Я не любила отца, и мы никогда не были близки с ним. Небрежный поцелуй, когда я отправлялась спать или банкнота иногда, когда я сдавала хорошо экзамены, но он выказывал мне мало реального интереса, и никакой реальной любви. Возможно, это была не его вина. Мою мать поразил рассеянный склероз, и хотя в то время она была еще достаточно мобильна, первая и каждая мысль ее были о счастье и благополучии отца. Он, должно быть, любил ее очень сильно, и его смерть была страшным ударом для нее. С того дня она изменилась. Как женщина она никак не могла примириться с такой утратой и, следовательно, должна была стать другим человеком.

Что-то случилось и со мной тоже, я вдруг начала терять интерес ко всему, чем гордилась в школе, и я начала терять любовь к моей матери. Я подозревала, что она преувеличивает свои физические недостатки и все для того, чтобы только я занималась приготовлением пищи, и стиркой, и уборкой, и покупками. Я делала для нее все больше, но получала все меньше и меньше благодарности. Я осталась в школе и сдала экзамены в следующем году, но я не стала подавать документы в университет, хотя, как ни странно, мама этого хотела. Вместо этого я поступила в колледж на курс по подготовке секретарей высшей квалификации и вскоре обнаружила, что у меня были реальные способности для такой работы. Даже раньше, чем я закончила колледж, мне были предложены три места работы, и я, приняла очень хорошее предложение от «Оксфорд Юниверсити Пресс» – в качестве личного и конфиденциального секретаря к человеку, который немного был знаком с моим отцом. Он был очень добрым боссом и очень умным человеком, и пять лет, которые я проработала с ним, были самыми счастливыми в моей жизни. Он был холостяком и примерно через год, он начал приглашать меня на совместные обеды или посещения театров и я соглашалась. Он никогда не пытался воспользоваться своим положением, только иногда брал меня за руку, когда мы шли к машине – это был минимальный физический контакт между нами. Тем не менее, я влюбилась в него – совершенно безнадежно, как я думала. Затем произошли два события в течение нескольких дней почти друг за другом. Мой босс попросил меня выйти за него замуж, и произошло внезапное резкое ухудшение состояния здоровья матери. Были ли связаны эти два случая, мне точно неизвестно. Я рассказала ей о предложении вступить в брак, и она сказала мне, что она думает об этом в типичных для нее откровенных терминах. Он был просто грязный старикашка, который ищет немного регулярного секса, несмотря на огромную разницу в нашем возрасте. Смешно! Я должна найти себе симпатичного молодого человека примерно моего возраста – то есть, если я, наконец, решу оставить ее одиноко гнить в каком-нибудь доме для хронических больных. Она поднялась самостоятельно наверх в обезумевшем состоянии, и я понимаю, что, возможно, я была несправедлива, сомневаясь в ее подлинном шоке при известии о моем браке. Во всяком случае, ее лечащий врач сказал мне, что ей действительно стало очень плохо, и она должна была немедленно лечь в больницу. Потом еще две вещи произошло почти сразу. Моя мать вернулась домой, нуждаясь в большем ежедневном внимании, и я сказала моему боссу, что я не могу принять его предложение и что обстоятельства таковы, что было бы лучше для меня уйти с работы. Помню вид детской печали и разочарования в его глазах. Когда спустя три недели я уволилась, он пригласил меня на чудесный обед в ресторан, и мы проговорили совершенно спокойно весь вечер. Когда он отвез меня домой, и мы сидели в машине, пытаясь завершить наше очень неудобное прощание, я повернулась к нему и свободно и любовно поцеловала его в губы. С этого дня я замкнулась в себе, так же, как замкнулась моя мать. Несомненно, я гораздо больше похожа на мою мать, чем мне хотелось бы. Во всяком случае, мать, вероятно, была совершенно права. Когда я ушла с работы, мне было двадцать четыре, а моему боссу было сорок девять. Я встречала его раз или два после этого, просто случайно на улице. Мы задавали друг другу обычные вежливые вопросы, и шли каждый своим путем. Он так и не женился. Два года спустя он умер от кровоизлияния в мозг, и я пошла на его похороны. Оглядываясь назад я не чувствую глубокого сожаления от того, что мы не поженились, но я всегда буду жалеть, что так и не предложила ему стать его любовницей. Эти факты могут показаться неуместными, но я упоминаю их в надежде, что кто-то может быть в состоянии будет понять, почему все пошло не так, а не для того, чтобы оправдать и себя в какой-то степени, и собственное участие в ужасных делах, который позже произошли.