Пани царица - [86]

Конечно, те беды, которые навалились на тушинский лагерь и на Димитрия за последнее время, показались ему невозможными, неразрешимыми! Вступление в пределы России Станислава и его войск заставило необычайно встревожиться поляков, по-прежнему бывших главной поддержкой царька. Когда Станислав стал под Смоленском, Димитрий решил, что речь идет только о завоевании этой земли, которой издавна алкала Польша. Кабы так, от Смоленска можно было бы отречься, чтобы король помог ему овладеть всем остальным на Руси. Но король объявил себя прямым соперником Димитрия, он сам домогался московской короны и власти над Московским государством, причем, такое ощущение, именно для себя, а не для своего сына, королевича Владислава. Король признавал Димитрия обманщиком, не уважал его прав, а значит, не уважал прав и тех поляков, которые поддерживали его.

Тушинская шляхта взволновалась. Она знала, что основную свою награду от Димитрия получит лишь после взятия Москвы, ну а если дорогу перейдет король, то не станется ли так, что и тут потеряешь, и там не получишь? Посланцы короля встретились с посланцами Рожинского, и те заявили весьма твердо:

– Рыцарство через нас извещает ваше королевское величество, что оно не замышляет ничего против отечества; но если кто пойдет против царя Димитрия и станет препятствовать нам получать свои выгоды в Московской земле, то мы уже не будем уважать в таком враге ни отечества, ни государя, ни брата.

Королевские посланцы поначалу обиделись, а потом стали размышлять, как одолеть сопротивление братьев-шляхтичей, воевать с которыми король особенно не хотел, наглядевшись на то, что сделала братоубийственная война с русскими. Возглавлял войско Димитрия Рожинский, но Рожинского за непомерное властолюбие и грубость ненавидели почти все значительные, родовитые шляхтичи, считавшие себя равными ему: Ян Сапега, тот открыто ссорился с ним, оттого и стоял то в Царево-Займище, то в Димитрове, но никак не в Тушине, где полновластно распоряжался князь Роман. Можно было попытаться как-то устранить от переговоров Рожинского, но как? С другой стороны, он имел громадный вес среди основного войска. Ссориться с ним не следовало, а вот попробовать договориться… Некоторую бодрость послам внушали донесения: Рожинский-де не терпит самозванца, именем которого распоряжается; он-де поставил войско у Коломны, чтобы не пропускать к Москве запасов, но, когда увидел, что Москва, лишенная продовольствия, и в самом деле готова сдаться, войско удалил. Рожинский, мол, мстит Шуйскому, но не желает возвести на престол вместо Шуйского своего бродягу.

Словом, решили все-таки обратиться к Рожинскому. Именно поэтому королевские комиссары[65], приехав в Тушино, отвернулись от посланцев Димитрия, Ивана Плещеева и Федора Унковского, заявив, что не к этому-де царю они приехали!

Марина вспомнила, как они с Димитрием наблюдали следование поляков мимо их дома – прямо к дому Рожинского. От ярости Марина тогда не совладала с собой – Барбара еле удержала госпожу, чтобы та не бросилась вон и не высказала гостям все, что думает об их шляхетской чести, вернее, о том бесчестии, которое ей нанесли. Именно тогда она подумала, что предательство отца, который, изуверившись в Димитрии и его силах, внезапно покинул Тушино и воротился в Польшу, даже не отвечая больше на отчаянные письма дочери, быть может, не последнее предательство, которое ей предстоит пережить…

А то, что происходило между посланцами короля и тушинской шляхтой, иначе назвать было нельзя, как попытка предательства. Хотя начиналось все очень пышно. Сначала соотечественники пировали, провозглашая непрестанные тосты за великую Речь Посполитую, потом принялись говорить о делах. Рожинский заявил:

– У нас есть царь Димитрий, вам следует ему прежде представиться. Ведь мы, его войско, служим под его властью и под его знаменем.

– У нас есть вопрос, – любезно отвечали королевские комиссары. – Ваш царь Димитрий – тот ли это Димитрий Иванович, которому вся земля присягнула, крест ему целовала и венец на него возложила? Нам его величество король приказал узнать в точности и осведомиться об этом у ваших милостей. Если он действительно тот самый, то нам поручено объявить ему, что государь наш не только не хочет ему препятствовать, но еще всеми силами станет ему помогать против изменников. Если же он ложный, то его величество не может посылать своих послов к обманщику, он не привык давать фальшивых титулов!

Рожинский несколько замялся, потом ответил:

– Не хотим вас обманывать, господа королевские послы. Он не тот, который царствовал прежде, не тот, за кого себя выдает, но так дела требуют. Если его явно отвергнуть и пренебречь им, сделается смута. Мы скажем ему, что вы просите нас вступить с вами в переговоры, пусть будет, как будто по его воле. Он, разумеется, противиться не станет: знает, что и без него будет то же самое!

После долгих разговоров о шляхетской чести, о невозможности покинуть человека, который им доверился и которого они почти возвели на трон, после всяких таких блужданий вокруг да около Рожинский прямо заявил, что Димитрий остался им должен около двадцати миллионов злотых, которые они обретут лишь после взятия Москвы. Если король сможет возместить эти деньги, войско пойдет за королем.