Памятник и праздник: этнография Дня Победы - [57]

Заключение

В случае Беларуси выбор мифа Войны в качестве фундамента легитимности власти, важного инструмента борьбы с политическими оппонентами и консолидации населения страны вокруг государственного проекта идентичности, выглядит вполне прагматическим и разумным решением. Согласно результатам опросов, историческая память жителей Беларуси сконцентрирована вокруг Великой Отечественной войны, и, пожалуй, это единственный доступный ресурс для политики памяти, который позволял добиться массовой поддержки. Стоит согласиться с точным замечанием Андрея Портнова о том, что «логику Лукашенко при обращении и максимальной эксплуатации мифа “Великой Отечественной войны” можно описать как понятное стремление опереться на существующий символический ресурс, тем более учитывая ожидания большинства его избирателей»[39]. Ставка националистической оппозиции на радикальную ревизию советского образа истории оказалась малоэффективной в Беларуси, она привела к политической маргинализации альтернативных проектов памяти и идентичности.

Важно отметить, что День Победы (как и историческая политика беларусского государства в целом) предстает сочетанием различных идеологических комплексов: при очевидном стремлении аутентичного воспроизведения советского ритуала он обретает совершенно иное значение в условиях независимой Республики Беларусь. День Победы в Беларуси через торжественное утверждение роли беларусского народа в победе над фашизмом укрепляет легитимность государства, его притязания на политическую и культурную автономию. Руководство страны выступает главным агентом коммеморации, представляя свои действия как неустанную заботу о сохранении памяти — и успешно собирая символические бонусы, связанные с такой позицией.

Празднование Дня Победы в Минске носит ярко выраженный этатистский характер, в архитектуре мероприятия центральное место отводится руководству страны, которое выступает главным агентом коммеморации. Все праздничные мероприятия 9 мая подчинены символическому ядру — «торжественному шествию ветеранов Великой Отечественной войны», которое на самом деле возглавляет президент Беларуси Александр Лукашенко. В шествии ветеранам отводится пассивная роль легитимации происходящего действия через символическое присутствие, тогда как фокусы телекамер направлены на президента. Именно он выступает с речью, которая задает смысл и качественные характеристики Дню Победы. Сам ход торжественного шествия максимально регламентирован сценарием, каждое действие заранее предусмотрено. Государство формулирует программу празднования, в рамках которой публике можно действовать только по очень узкой траектории — стороннего наблюдателя либо благодарного зрителя развлекательной программы.

События в Украине 2014 года не могли не повлиять и на политику коммеморации в Беларуси. Усилилась и обострилась тенденция к выстраиванию автономного празднования Дня Победы, независимого от российских практик. Был введен запрет на использование государственными структурами «георгиевских ленточек», вместо этого было создана собственная символика — «яблоневый цвет», которую в первую очередь стали продвигать государственные молодежные организации. Началась борьба и с попытками перенести на Беларускую почву акцию «Бессмертный полк», за которой чувствуется расширение российского культурно-политического пространства. Это обострение борьбы с российским влиянием накладывается на традиционное дискурсивное противостояние с политической оппозицией за «правду о войне» и за «правильный» формат коммеморации (практики скорби против официальных парадов и шествий). Ситуация с пандемией коронавируса дала новую жизнь этим протестам, особенно нацеленным против парада, запланированного на празднование 75-летия Дня Победы.

Источники

[1] Onken E.-C. The Baltic States and Moscow’s 9 May Commemoration: Analysing Memory Politics in Europe // Europe-Asia Studies. 2007. Vol. 59. No. 1. P. 23–46.

[2] Ластовский А. Тень советского прошлого над Беларусью и Россией // Реорганизация пространства и идентичности: двадцать лет спустя, 1991–2011. М.: РГГУ, ИЭА РАН и др., 2012. С. 309–325.

[3] Wilson A. Myths of National History in Belarus and Ukraine // Hosking G., Schöpflin G. (Eds.). Myths and Nationhood. London: Hurst, 1997. P. 182–197; idem. National history and National identity in Ukraine and Belarus // Smith G., Law V., Wilson A., Bohr A., Allworth E. (Eds.). Nation-Building in the Post-Soviet Borderlands: The Politics of National Identities. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1998. P. 23–47; Kuzio T., Nordberg M. Nation and State Building. Historical Legacies and National Identities in Belarus and Ukraine. A Comparative Analysis // Canadian Review of Studies in Nationalism. 1999. Vol. 26. No. 1–2. P. 69–90; Marples D. Belarus: A Denationalized Nation. Amsterdam: Harwood Academic, 1999; Abdelal R. Memories of Nations and States: Institutional History and National Identity in Post-Soviet Eurasia // Nationalities Papers. 2002. Vol. 30. No. 3. P. 459–484; Kuzio T. History, Memory and Nation Building.