Памятник и праздник: этнография Дня Победы - [47]

Более поздние (после 2000 г.) описания ситуации в Беларуси концентрируются на дихотомической картине происходящего в стране — политическое и культурное пространство представляется разделенным на два лагеря: государственный и оппозиционный[6]. Государственный или официальный проект консолидируется вокруг личности президента Александра Лукашенко. Для него характерно позитивное отношение к советскому прошлому, установка на интеграцию либо развитие максимально дружественных отношений с Россией, а также центральное значение Великой Отечественной войны для властного исторического нарратива.

Оппозиционный же проект представляется ориентированным на демократические ценности, интеграцию в Европейский союз. Для национально-демократического проекта также особое значение приобретает проблема истолкования исторического прошлого, в нем воскрешается национальная версия историографии, созданная еще в конце столетия — с ее акцентуацией древнего происхождения беларусской государственности и враждебно-конкурентных отношений с российским государством в прошлом. Великая Отечественная война в рамках этого нарратива превращается во Вторую Мировую войну, победа (уже с маленькой буквы) предстает советским (т. е. чужим) наследием, явно уступающим великим свершениям прошлого.

И, наконец, можно выделить третью волну публикаций, где делаются попытки более детально исследовать государственную идеологию в Беларуси и связанную с ней историческую политику[7]. И здесь на первое место закономерно выходит тема Великой Отечественной войны. Отмечу основные линии описания беларусской исторической политики в имеющейся литературе:

1) подчеркивается инструментальный характер использования Великой Отечественной войны в беларусском официальном дискурсе, речь идет о фальсифицировании и упрощении исторического прошлого для нужд власти;

2) много внимания уделяется институционализации этой памяти государством — через систему образования, медиа, официальные праздники и т. д.;

3) для публикаций 1990-х и начала 2000-х годов было характерно подчеркивание преемственности советского мифа Победы в Великой Отечественной войне и исторической политикой в независимой Беларуси — и, соответственно, речь шла о ресоветизации исторической памяти. С середины 2000-х годов больше внимания уделяется уже тенденции своеобразной «национализации» этого мифа, то есть выделению особого места беларусов в Победе и использованию его для легитимации беларусского государства;

4) морализация политической ситуации в Беларуси (когда власть определяется как авторитарная и репрессивная, следовательно, плохая, а оппозиция предстает демократически и свободолюбиво настроенной, следовательно, хорошей) проецируется на политику памяти. Использование мифа Победы описывается как принудительно-репрессивная мера, навязывание населению выгодных для власти представлений, тогда как попытки оспаривания этого мифа предстают морально оправданной деятельностью, служащей восстановлению исторической правды и справедливости.

В противовес существующей литературе я попытаюсь ввести «низовую перспективу», опираясь на результаты опросов. На мой взгляд, memory studies в целом страдают излишним элитизмом, когда мероприятия власти предстают обусловленными лишь интересами руководящих слоев и при этом практически всегда игнорируются коллективные представления. Но любая историческая политика не может быть целиком волюнтаристской, она так или иначе вынуждена вступать во взаимодействие с существующей культурной традицией и массовым сознанием. Именно эти семантические пары (советского/национального и элитного/массового) и будут в фокусе моего внимания, когда я буду говорить о значении мифа Победы для современного беларусского общества.

2. Культ Великой Отечественной войны в

Коммунистическая власть базировалась на нескольких ключевых исторических мифах. Историософия коммунизма отличалась особой направленностью в будущее и стремлением к утопическому переустройству общества, но авангардистские попытки порвать с исторической традицией в 1920-е годы в конечном итоге провалились. Во время Второй мировой войны стало понятно, что чрезвычайная мобилизация населения требует и соответствующих символических ресурсов. В экстремальных обстоятельствах войны в значительной степени восстанавливается положение православной церкви, Сталин делает символические реверансы русскому национализму — и одновременно начинают активно использоваться различные исторические традиции, не только великорусские, но и национальные.

После завершения Второй мировой войны историзация советского общества набирает еще большие масштабы. «Миф войны стал отправной точкой для идентичности и поведения больших сегментов населения и государства»[8], он выполняет две важнейшие функции для коммунистической власти: легитимации и интеграции. Победа в войне служила и международному признанию расширения зоны влияния Советского Союза на Восточную Европу, поскольку «социалистический мандат доверия Советскому Союзу был неизмеримо усилен коллективным мученичеством и жертвами “Великой отечественной войны”»[9]. Украинский историк Владислав Гриневич следующим образом характеризует значение Великой Отечественной войны для идеологической инфраструктуры советского общества: