Памятник и праздник: этнография Дня Победы - [46]

[36] Там же.

[37] Возложение цветов. 35-я батарея (www.youtube.com/watch?v=UHQfdvg7ZDI).

[39] См.: www.9maya.ru/2012/03/20/den_9maya.html.

Алексей Ластовский ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ АРХИТЕКТУРА ДНЯ ПОБЕДЫ: МИНСК-2013

Советская империя оставила после себя множество руин. Политических границ, социальных норм, культурных артефактов, ценностей homo sovieticus. Эти руины не только разрушаются временем, порою их целенаправленно сносят для постройки более красивых и прочных зданий. Но сам процесс преодоления советского прошлого значительно усложнен, многие символы и знаки прошедшей эпохи по-прежнему эффективно функционируют и используются для политической мобилизации, хотя их денотат исчез в прахе времен.

Одним из таких символов ушедшей эпохи стал День Победы — один из важнейших государственных праздников Советского Союза (и, в меньшей степени, зависимых от него восточноевропейских государств). Универсальный праздник, созданный в определенных идеологических и политических рамках, имеющий однозначный и эксплицитный смысл, на наших глазах рассыпается на множество локальных праздников, ситуативных и скоротечных. Разнообразие новых государственных конфигураций на части карты, утратившей красный цвет, порождает и множество различных способов прочтения и переосмысления Дня Победы. Только настойчивые попытки Российской Федерации эксплуатировать советский символический багаж для поддержания своего геополитического влияния на посткоммунистическом пространстве позволяет поддерживать зыбкий контур единства истолкования Дня Победы. Отождествление российского и советского играет на тонких нитях ностальгии и вызывает острую реакцию отторжения у местных элит[1], хотя случай Беларуси показывает и возможность иной, альтернативной стратегии оперирования советским наследием и российским влиянием. Советское отождествляется не с российским, а с беларусским[2] (Ластовский 2012), и данный ход оказался не менее убедительным в процессе выстраивания культурной автономии, чем жесткая антикоммунистическая версия исторической политики, принятая соседями.

Задача данной статьи — рассмотреть особенности такой особой стратегии присвоения Дня Победы в Беларуси. Я попытаюсь проанализировать смыслы и значения, которые закладываются в День Победы «владельцами» праздника в современной Беларуси, а также рассмотреть те внешние формы, которые он принимает, и которые в идеале должны соответствовать закладываемому идеологическому посланию. Или, возможно, сама форма проведения праздника корректирует и дополняет идеологический текст?

Для решения этих задач мне придется прояснить несколько существенных моментов:

1. общие характеристики проработки прошлого в современной Беларуси;

2. место Великой Отечественной войны в исторической политике беларусской власти;

3. восприятие Великой Отечественной войны в массовом сознании жителей Беларуси, а также возможности альтернативных нарративов.

После этого я рассмотрю идеологические послания, озвученные властью в День Победы — 9 мая 2013 года, и сравню их с теми конкретными формами празднования, которые должны воплощать эти формы, переводить их на язык практики. Работа с формой праздника и порождение смыслов неразрывно связаны, их пересечение требует особых «архитектурных» решений, которые я попытаюсь расшифровать.

1. Независимая Беларусь в поисках удобного прошлого

Для академических и аналитических интерпретаций истории Беларуси после распада Советского Союза основным сюжетом становится создание национального государства, вписываемое в траекторию перехода от коммунистического режима к либеральной демократии. Случай Беларуси включается в общую для Восточной Европы (или, скорее, экс-) схему и подлежит сравнению с некоей идеальной моделью, предполагающей «реставрацию» национальной идентичности и параллельную институционализацию демократических ценностей[3]. В рамках этой интерпретационной схемы Беларусь рассматривается как некое исключение из правил, отклонение от «нормальной» траектории, аномалия[4], что, соответственно, требует надлежащего истолкования и объяснения.

Основным фактором такого отклонения считается особый курс, проводимый Александром Лукашенко, который был избран Президентом Беларуси в 1994 году, и на момент написания этой статьи (2013 год) по-прежнему является главой государства. Он успешно пережил период жестокой политической конкуренции и несколько президентских выборов (2000, 2006, 2010), создал достаточно эффективную политическую и экономическую модель, которая основывается на бюрократическом контроле, персональной лояльности и теплых взаимоотношениях с Россией.

В 1990-е годы именно проект беларусско-российской интеграции занимал ученых и аналитиков. Так, по мнению Тараса Кузе (Taras Kuzio), из всех четырнадцати государств бывшего (за исключением России), переживающих «имперский транзит» (imperial transitions), только Беларусь свернула с пути построения национального государства и стремится реинтегрироваться с бывшей имперской метрополией. Постколониальное наследие в Беларуси оказалось настолько сильным, что все попытки национальной историографии создать мифологическое прошлое провалились. Александр Лукашенко вернул беларусскую политику памяти к ее панславянским, русофильским и советским корням. Неосоветская ориентация государственного проекта памяти и идентичности в такой перспективе выступает средством поддержки для создания беларусско-российского союза, т. е. объединения Беларуси с бывшей имперской метрополией[5].