Памятник и праздник: этнография Дня Победы - [43]

. Каждый май севастопольцы участвуют в фестивале «Победили вместе»[45], который ставит целью создать новые культурные репрезентации общей победы. Эту инициативу активно поддерживают администрация Севастополя и местное телевидение. Поскольку у торжеств есть межнациональное измерение, становится заметна передача культурных значений и форм, для осмысления которых я предлагаю обратиться к модели экспорта — импорта. Севастополь может экспортировать героические нарративы о подвигах моряков в Киев (чтобы подчеркнуть собственную политическую специфику), в другие города-герои (надеясь на материальную и моральную поддержку) или распространять их по всему постсоветскому пространству, чтобы развивать культурно-исторический туризм. При этом Севастополь может и импортировать мемориальные практики: лучшим примером такого импорта можно считать георгиевскую ленту. Эта акция оказалась чрезвычайно успешной на всем постсоветском пространстве, включая Севастополь, где ленточки видны повсюду в День Победы, а на автомобилях — круглый год. Часто ленточки повязывают рядом с российским флагом, чтобы продемонстрировать идентификацию с российской культурой и в знак протеста против предполагаемой украинизации. Георгиевская лента стала предметом шутливого соревнования, когда города соперничали между собой, у кого она окажется самой большой. В 2010-м новый рекорд установила севастопольская лента размером в 300 на 3 метра[32].

Такие акции памяти впервые начались в год шестидесятилетия Победы и с тех пор стали популярны в Севастополе и по всему постсоветскому пространству благодаря активному культурному экспорту со стороны России. Экспорт в Крым осуществляется в основном через Дом Москвы, хотя успеху, несомненно, способствуют и социальные медиа. Вице-мэр Севастополя, обращаясь к группе ветеранов, так охарактеризовал этот феномен: «С каждым годом ветеранов остается все меньше и меньше, а акций становится все больше и больше, и они все важнее для нашей памяти»[33]. Вице-мэр связывает новые мемориальные акции с уходом ветеранов. Я же полагаю, что они скорее нацелены на формирование и поддержку общности постсоветского пространства на основе общей победы.

В 2012-м началась новая акция под названием «Спасибо деду за Победу!». На машины прикрепляются наклейки с одноименной надписью. В Севастополе такие наклейки производил и распространял Дом Москвы[46]. Я обратила внимание, что под лозунгом акции на наклейке стояли слова «Дом Москвы — Севастополь». Это не только пример локализации стандартной формы, но и в некотором смысле «экспорт» Севастополя самому себе. Москва и ее региональные представители «экспортируют» в Севастополь его собственный героический бренд, но делают это в рамках своей мемориальной программы.

Проблема взаимодействия местной и транснациональной памяти, которая раскрывается на примере подобных импортированных акций, заслуживает более подробного изучения. С одной стороны, локальные акторы могут вынести за скобки общенациональное измерение в то время, когда на национальном уровне идут жаркие споры о памяти. Севастопольские «активисты памяти» могут вспоминать важные локальные события Великой Отечественной войны (героическую оборону города, работу подпольщиков и битву за Сапун-гору), в конечном счете помещая все эти события в более широкий советский контекст. Жертвы, понесенные Красной армией именно в этом регионе, выглядят более значимыми, так как были совершены не просто ради национального государства, но во имя более высокой, наднациональной общности, которую все чаще ассоциируют с православием. Обратная сторона медали в том, что на волне локальной идентификации на поверхность могут выходить и имперские проекты. Российская Федерация начала защищать интересы «соотечественников» (так называемого русскоязычного населения) в «ближнем зарубежье». Эта политика может становиться предметом критики, во-первых, за непроблематизируемое предположение, что все русскоязычные граждане одинаково разделяют цели и приоритеты Кремля, а во-вторых, за попытку укрепить влияние России в сопредельных государствах. Память о Великой Отечественной войне представляет собой удобный механизм для того, чтобы усилить чувство общности по всему постсоветскому пространству с помощью мемориальных акций, рекламных кампаний, совместных городских инициатив и публичных зрелищ (например, парадов). Все эти формы можно легко приспособить к локальному содержанию, но при этом они останутся частью более широкой структуры общей Победы. Та степень триумфализма, которой сопровождается такая коммеморация, указывает на то, в какой мере Россия рекламирует себя в качестве преемника СССР и главного наследника Победы.

Зоны отсутствия и умолчания в торжествах Дня Победы

Несмотря на то, что мероприятия Дня Победы становятся кульминацией ежегодного мемориального цикла, они не полностью отражают все аспекты памяти о войне в современном Севастополе. Важный постсоветский проект памяти появился в Казачьей бухте, на месте 35-й береговой батареи. Это последний укрепленный район, который Красная армия удерживала во время обороны Севастополя вплоть до июля 1942 года. В локальной памяти сохранилось воспоминание о том, как советское военное руководство разрешило эвакуировать только командный состав флота и старших офицеров. Солдаты и матросы были брошены на произвол судьбы. Здесь погибли почти 40 тысяч солдат, еще 80–100 тысяч были взяты в плен[35].