Памятник Дюку - [59]

— А он хорошо работал, — сказал Андрей. — Три машины мы с ним подорвали…

Забыв о сне, они обсуждали все варианты, которые могли возникнуть и осложнить встречу.

Конечно, Камышинского могут вывезти из тюрьмы позднее девяти утра, но на это нельзя надеяться. Затем, в момент встречи Федора Михайловича с Тоней он может находиться на другом конце бульвара. Это тоже вполне вероятно, но на это также нельзя надеяться… Так на что же можно надеяться? На что?.. Они договорились, что, если Камышинский будет на бульваре, Андрей дотронется до подбородка…

У краев одеяла, занавешивавшего окно, проступили бледные полосы. Андрей встал, подошел к окну и, откинув одеяло, растворил его настежь.

В комнату ворвался поток холодного воздуха. Наступал рассвет. В сумеречном свете чернели голые ветви, платанов. Откуда-то с моря донесся сиплый гудок парохода.

— Поспим немножко! — сказала Тоня. — Ты уйдешь в восемь часов, а я в половине девятого… Что же будем делать? — снова, в сотый раз, спросила она, пристраиваясь на диване.

Андрей сдвинул стулья, приспособил к голове жесткий диванный валик, прилег и тихо, блаженно вздохнул.

— Ну что? — повторила Тоня.

— Спи!.. Спи!.. — сонно ответил Андрей. — Это уже мое дело обеспечить… — Повернулся на бок и тут же заснул.

А Тоня еще долго смотрела в открытое окно, за которым нарождался день, и думала: куда ее бросает жизнь? Да, если бы года полтора назад кто-нибудь ей сказал, что она станет связным подпольщиков, она постучала бы этому романтику пальцем по лбу — друг, ты в своем уме?

Сон к ней так и не пришел…

Она вышла из квартиры ровно через тридцать минут после того, как ее покинул Андрей, держа в руках хозяйственную сумку. Деньги положила на самое дно, под старый бумажный кулек, а сверху придавила молочным бидоном. Теперь у нее был вид хозяйки, отправляющейся по домашним делам.

Каждый шаг, который приближал ее к Приморскому бульвару, натягивал нервы. Она пристально вглядывалась в одиноких мужчин, за которыми в небольшом отдалении шли двое-трое. Этот?! Этот?! Этот?!

С Дерибасовской на Пушкинскую выехало несколько машин с солдатами и на большой скорости направились в сторону вокзала. Солдаты пели песню.

Андрея она увидела сразу. Он стоял у постамента пушки и заворачивал пожилому человеку рыбу. Однако через мгновение, как только покупатель отошел, потер подбородок: Камышинский на бульваре!

Часы на городской Примарии показывали без пяти девять. Ровно столько, сколько требуется, чтобы неторопливым шагом дойти до памятника Дюку.

Она видела перед собой широкую спину Андрея в коротеньком потертом пальто. Со своим тяжелым лотком он казался ряженым. Она никак не могла привыкнуть, что можно вот так, среди бела дня, ходить по Приморскому бульвару и торговать рыбой. Навстречу прошли два солдата. Они о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. На скамейках сидели женщины с детьми.

Ниоткуда, казалось, не веяло угрозой. Но вдруг Тоня увидела, как Андрей круто повернулся, почти побежал назад, а потом резко свернул к каменному парапету.

Что случилось? Тоня на мгновение приостановилась. Ее настороженный взгляд вырвал из идущих навстречу невысокого, сутуловатого человека в сером мятом костюме; он неторопливо шел, лениво ступая, и только глаза его глядели остро и беспокойно «Он!» — решила Тоня и ей стал понятен маневр Андрея. Позади Камышинского вразброс шли какие-то мужчины, но ни один из них не казался подозрительным, — они могли быть и прохожими.

Когда Камышинский миновал ее, Тоня уже приближалась к памятнику Дюку. Невдалеке от гранитного постамента стояли несколько мужчин, и трое, как назло, курили. Кто же из них Федор Михайлович?

Часы показывали без трех минут девять. Как долго тянется время, и сколько событий подчас может вместить в себя одна минута!

Краем глаза она заметила Андрея. Тот обгонял ее, направляясь к памятнику мимо каменного парапета.

Тоня невольно оглянулась. Шагах в десяти позади нее, возвращаясь назад, шел Камышинский.

Узел завязывался стремительно, и казалось, — нет выхода. «Что делать? Что делать?.. — лихорадочно думала Тоня. — Как поступить?..» Сознание, что она ничего не может изменить и ничему помешать, ввергло ее в отчаяние.

Что же медлит Андрей? Он еще успеет подбежать к Федору Михайловичу и предупредить его! Почему он так медленно идет?.. Почему?.. Опять пропустит Камышинского?.. Отвернется?! Спрячется?! Тоню трясло в ознобе. Главным врагом для нее теперь был не Камышинский, а Андрей, достойный самой лютой смерти.

И в это мгновение она увидела четвертого мужчину, высокого, черноволосого, в синем плаще; он вышел из-за постамента памятника и остановился, неторопливо оглядевшись вокруг; все в этом человеке было крупно — и голова с твердым подбородком, и руки, в которых угадывалась недюжинная сила. Он медленно вытащил из кармана коробку, раскрыл, вынул папиросу и стал медленно ее разминать… «Федор Михайлович!» — решила Тоня. Она узнала его сразу, потому что именно таким себе и представляла.

Но почему к нему не подходит Андрей? Куда же он идет? Куда?.. Почему мимо?..

С другой стороны бульвара, с боковой аллеи, вдруг появился невысокий старик в вытертом ватнике, у старика был вид ночного сторожа, который провел бессонную ночь, сидя у дверей магазина, а теперь возвращается домой. В руке он держал дымящуюся самокрутку, ни на кого не обращая внимания.