Память земли - [162]
Андриан не отвечал. Бочки, доволоченные за оба раза, — капля в море. Еще б рейсов хоть двадцать. Зиму берегли Тишек, скормили им не одну скирду, а они уж закляли, дрожали на ровном ногами, сквозь грязь попроступала кровь на сбитых коленках, на бородах…
Гулко, как не о воду, а об дно, заплескалась в колодец струя из первой бочки. Андриан зажег пук сена, бросил в черную шахту осветившегося на миг колодца. Воды не было, лишь чуть блестела вылитая только что из бочки. В камнях на дне был тёк, все ушло в землю.
Глава двенадцатая
«Пожаловали нашего генерала в сержанты» — в спину Щепетковой язвили подруги. Другие вздыхали: «Еще всплачемся по ней». Бумаги из организаций по-прежнему слали ей как председателю; кто теперь кто — не разберешь; руководство Совета и обоих бывших колхозов оставалось на местах, было, по определению Мишки Музыченко, царизмом в агонии.
В утро, когда обоз Андриана двинулся на пустошь, кореновцев собрали возле конторы. Прибыл настоящий председатель, Елиневич. Белорус. Синие очки, верхняя губа перебитая, заячья. Нос тоже перебитый, отчего Елиневич гундосил. Он поднялся на крылечко конторы. Сгрудившимся снизу сообщили, что у нового председателя степень — кандидат наук. Но хорошо это или плохо, хуторяне не знали, и молодуха Ванцецкая выкрикнула:
— Нам хуч ба пес, абы яйца нес.
Вместо «л» у Елиневича звучало «в». Вошадь, вошка. Когда он интеллигентно попросил, чтоб бывшие щепетковцы, влившись в «Маяк», работали не по принципу — один с сошкой, семеро с вошкой, Музыченко, сияя, вскинул руку:
— О каких вошках, товарищ председатель, указание? У нас гигиена, поизвели и вошей и клопов!
Елиневич, тут же окрещенный в Вошу, не улыбнулся. Веселости, жесткости, какую в руководителях уважают, у него не было, а была унылая деликатность; он бубнил, что колхоз, куда товарищей приняли, именуется «Маяком», — значит, теперь, подобно яркому лучу, обязана засверкать жизнь товарищей.
«Ну чего треплешься? — думала Щепеткова. — Знаешь же: мы тут без тебя рукав не жевали. Пышки с каймаком жевали». Щепеткову перекручивало, что им, богам по винограду, которые влились в жалкий «Маяк», будут приносить «Маяку» невиданные доходы, Елиневич не только не кланялся в ножки, но еще и вычитывал мораль, еще и шутками их был недоволен!.. Привык с Маяковскими мужиками сидеть в пыляке набыченным.
Да и казачий характер перевелся!.. Раньше б, пока эта синеочкастая Воша гундосит, распрягли б позади конторы его лошадей, а пролетку вперли б на крышу амбара, на самый конек. Два колеса туда, два сюда. И шлеи с хомутами, с вожжами туда же покидали б. Стаскивай, как сумеешь, чтоб другим разом держался уважительней!
Но сейчас, в период культуры, сглатывалось все, и Щепеткова молчала. Вчера в райисполкоме тоже молчала, услыхав, что, несмотря на общий курс выдвигать женщин в руководство, с нею, с Настасьей Семеновной, поступили правильно. У нее семь классов, а Елиневич — кандидат, у него даже бригадиры есть с высшим образованием, так что, мол, и бригадирство Щепетковой под вопросом, к сожалению.
Тю! Да о чем сожалеть ей?! Впервые за годы безо всякой заботушки вольготно стоит она в толпе, слушает шепот трепача Музыченко, что, дескать, нарушен принцип ООН, ликвидирована суверенная Кореновская держава; слушает гунявые рекомендации Елиневича немедля снести усадьбы.
Хозяева и без подсказок несколько уж дней разбирали свои жилища, но где валить эти разборки на пустоши, кому какую занимать на новосельях усадьбу — этого Елиневич не затрагивал. Дело бригадное. Молчала и Щепеткова, поскольку лично Степан Конкин взялся отвечать за обе бригады — и кореновскую и червленовскую. Вопрос этот, мнившийся наиздальках плевым, наблизу обернулся гвоздем, жигал куда острей, чем прошедшая инвентаризация и даже выплата подъемных.
Каждый домохозяин желал усадьбу над водой; те, что и здесь жили у берега, доказывали: «Такое наше право с предвека»; те, что оседлывали здесь бугры, орали: «Нужна справедливость, почему нам тут и там терпеть обиду?»; третьи, также желавшие только к воде, хотели строиться обязательно рядом с нынешними своими соседями: «Мы от рождения друзяки, у нас одна чашка-ложка»; четвертые, наоборот, обзывали соседей тварьскими ехиднами, требовали усадеб на противоположных концах, но тоже, конечно, у воды; и Щепеткову поражал Конкин, взявшийся утрясать все это. Кто он, наконец? Святой или малахольный?! И без того хватает ему: все говорят о партсобрании, где измолотили его, исключили и Вальку Голубова — его друга, и Любку Фрянскову — его секретаршу.
Когда пролетка Елиневича, так и не взгроможденная на амбар, укатила, Конкин, задержав Настасью и других членов сельисполкома, сгонял машину за исполкомовцами червленовскими, доложил обстановку с заселением. Объявить самотек, сказал он, значит официально открыть кулачки меж домохозяевами. Распределять властью Совета — значит опять же открыть кулачки, но уже не внутри населения, а между домохозяевами и Советом. С верхов никакого правила не спущено, надо изобретать самим.
— Рекомендую, — сказал Конкин, — поскольку ничего умнее со времен Разина не придумано, действовать, как действовал он. Дуван дуванить. Брать шапку, у кого поновее, покрасивее, кидать в нее жеребки и тянуть.
Художественная сила книги рассказов «Человек в степи» известного советского писателя Владимира Фоменко, ее современность заключаются в том, что созданные в ней образы и поставленные проблемы не отошли в прошлое, а волнуют и сегодня, хотя речь в рассказах идет о людях и событиях первого трудного послевоенного года.Образы тружеников, новаторов сельского хозяйства — людей долга, беспокойных, ищущих, влюбленных в порученное им дело, пленяют читателя яркостью и самобытностью характеров.Колхозники, о которых пишет В.
В 1958 году Горьковское издательство выпустило повесть Д. Кудиса «Дорога в небо». Дополненная новой частью «За полярным кругом», в которой рассказывается о судьбе героев в мирные послевоенные годы, повесть предлагается читателям в значительно переработанном виде под иным названием — «Рубежи». Это повесть о людях, связавших свою жизнь и судьбу с авиацией, защищавших в годы Великой Отечественной войны в ожесточенных боях свободу родного неба; о жизни, боевой учебе, любви и дружбе летчиков. Читатель познакомится с образами смелых, мужественных людей трудной профессии, узнает об их жизни в боевой и мирной обстановке, почувствует своеобразную романтику летной профессии.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».