Память земли - [108]

— Учитесь управлять?

Когда появился Петров, а сзади растерянная Маруся Зеленская с измазанной в муке щекой — видать, бросила дома тесто, — он сообщил, что приехал установить, нет ли в хуторе приписок в пользу домовладельцев, что явилось бы уголовным преступлением; или, наоборот, ущемления переселенцев, что явилось бы преступлением политическим и за что придется отвечать председателю колхоза, председателю. Совета и инженеру Петрову… Излагал это однотонно, без выражения, должно быть объездив с такими задачами уже не один затопляемый колхоз и устав от разговоров.

— С какого двора приступали? — спросил он поникшего Петрова.

— С двора Фрянсковых…

— Отлично, — сказал полковник. — Едемте.

3

Порог Фрянсковых Люба переступила, как все. Взяла и переступила!.. Хозяева находились в кухне. Был тот предобеденный час, в какой еще недавно Люба, заскочив с работы, помогала здесь Фрянчихе ставить миски, говорила ей «мама» или, улыбаясь Василию, возилась с прибежавшими из школы Гришкой и Ленькой.

Сейчас семейство недоуменно оглядывало вошедших, особенно Любу. Она натыкалась глазами на Василия и свекровь, на вопросительные физиономии мальчишек; отворачиваясь, упиралась в котят, играющих на подстилке, и, чтоб не бежать отсюда, старательно снимала перчатки. Полковник пояснил, для чего он с товарищами явился, и Фрянчиха, не овладевшая собой вначале, засияла, принялась уверять, что котята только что умывались, намыли — такие молодцы! — хороших людей; кинулась ставить на стол борщ с гусятиной, двигать к столу табуретки, уверяя, что хоть бога нема, а вот привел же дорогих людей на обед!..

Полковник твердо отказался, но она не сдалась, на обе половины распахнула двери в зал, певуче шутила:

— Заходите, гости будете. Водки купите — хозяева будете.

Всегда, завидя, бывало, в окне Зеленскую, она говорила Любе: «Ишь, пошла, гадюка». Теперь же двигала к Зеленской стул, с угодливостью обметала полотенцем, и Люба от стыда не знала, куда деваться, а Фрянчиха и ей двигала стул, сметала с него несуществующие пылинки. Дмитрий Лаврович вздыхал, Гришка с Ленькой ничего не понимали; Василь, к его чести, мрачно глядел мимо матери. Брачная никелевая кровать Любы и Василя сияла белизной накидок. Над нею на стене улыбалась намалеванная на клеенке пышногрудая дева, как всегда нюхала сирень и кормила лебедей, а из-под кровати виднелись желтые выходные туфли Василя, стояли на том месте, где был недавно Любин чемодан.

Инженер Петров держал перед полковником акт описи, прибрав к самым краям пальцы, чтоб не мешали. Полковник прошел по акту глазами, потом наторенною рукой специалиста, косточкой среднего пальца обстукал стены зала и кухни. Он не обращался ни к Любе со Щепетковой, ни к вызванной им же Марусе Зеленской; явно за все поездки ему надоело заниматься формальной ерундовиной — советоваться с несведущими людьми. Кончив обстукивать, достал из кармана электрический фонарь, полез на чердак, затем в подпол, вылез злой, спросил Дмитрия Лавровича:

— Жалобы?

Дмитрий Лаврович потупился, а Фрянчиха, делая игривое лицо, кидая просительные взгляды на женщин и на Петрова, поспешно заулыбалась полковнику.

— Оно все правильно, все по-хорошему, — весело заговорила она. — Но курень-то у нас новый, а сад старый; а понаписано, мать его курица, наоборот.

— Хватит! — оборвал полковник. — Акт верный. Сами это знаете, а строчите прокурору, мотаете всем нервы. — И обернулся к Любе: — По-моему, вы, хозяйка советской власти, зря не привлекаете кляузников.

Покинув двор, комиссия опять втиснулась в пахнущую бензином железную коробку вездехода, полковник распорядился ехать к домовладельцу Голубову Валентину Егоровичу. Щепеткова заметила, что прошлой ночью Голубова бросила жена и сейчас бы не следовало его тревожить. Зеленская, за все время не открывавшая рта и вообще никогда по общественным вопросам не открывавшая, теперь тоже заявила, что беспокоить человека в такой момент — это не по-людски. Люба, узнав о происшедшем только сейчас, молчала, а инженер Петров, счастливый развязкой дела у Фрянсковых, стал докладывать, что Голубов во время описи отказывался в пользу государства от компенсации за все дворовые постройки. Проявил патриотический поступок. При слове «патриотический» полковник кивнул, сказал, что все равно заехать надо.

У дома взял Любу под локоть, отвел ото всех, сказал, что она, лицо официальное, должна помочь следствию; спросил, какие у нее добавления к тем фактам, что этот «патриот» в своей квартире на описи подпаивал председателя колхоза Щепеткову и инженеров Юзефовича и Петрова? Полковник пояснил, что, если домовладелец уговорит внести в акт лишние, не существующие в его саду деревья или не имеющиеся в его постройке бревна, он тем самым огребет у государства лишнюю сумму.

…Голубов, готовый буквально отдать жизнь за «преобразование людей», преобразование земель Волго-Дона, обвинялся в жульничестве на волго-донской описи, и за судом обращались к ней, Фрянсковой, которая сто раз плевала на все эти преобразования.

— Как же так?.. — промямлила она.

Для нее было естественно не найтись, но от возмущения она вдруг нашлась, заявила: