Память сердца - [36]
А может, и хорошо, что не знал…
Приехали в Черкасск засветло. Представились. Врачи глядели на нас круглыми глазами; стоявшие в задних рядах смотрели на ребят, похожих на некрасовского «мужичка с ноготок», и не прятали слез, просто плакали. Хорошо, что дети не понимали этого.
Нам объяснили, что по прямой дороге через горку, в четырех километрах, есть делянка осинника, выделенная леспромхозом для больницы. Главврач вышел объяснять дорогу:
– Найдете, не заблудитесь. Других дорог нет…
Он долго смотрел нам вслед, покачивая головой.
Отъехали мы недалеко. Смотрим, вблизи от дороги в снегу чернеют заготовленные швырки. Показалось странным: середина зимы, а швырки под толстым снегом. И не тронуты, будто забыты.
Проехав несколько раз по снежной целине, проложили в снегу дорогу. Нарубили с Касимом крупных веток, подложили под каждые дровни, чтобы они не ушли в снег под тяжестью груза: иначе трудно будет лошадям с места стронуться. Пока мы грузили швырки и обвязывали возы, ребят, под видом необходимости, обязали бегать от швырков до основной дороги – «примять получше проложенную дорожку», чтоб не мерзли. Мороз был сердитый, подгонял. Работали споро и быстро управились.
Поехали в больницу. Лошади под горку шли легко. Ребята сидели на возах. Доехали почти на рысях. Пока малышня грелась, медики помогли быстро разгрузиться. На поездку за дровами и разгрузку ушло не более трех часов.
Отправились во второй раз. Ребятишкам тоже хотелось грузить. Но у них не очень получалось: большие рукавицы на их ладошках вывертывались, приходилось придерживать их изнутри. И не было никакой возможности ни хватать, ни удерживать… Но зато они – еще раз! – хорошо примяли дорожку!..
Привезли. Работники в белых халатах и все больные, кто мог, тоже вышли помогать.
Всего для больницы мы привезли шестнадцать возов! Главврач был доволен. Распорядился, чтобы ребят накормили горячим обедом, а у меня спросил с искренним удивлением:
– Как это вы умудрились так быстро с малыми ребятишками напилить столько дров? Теперь у нас до весны голова болеть не будет!..
Я объяснил:
– На полдороге, метрах в ста справа, под толстым слоем снега лежат, видимо, забытые швырки. Заготовлены явно не в этом году – торцы начали чернеть…
Главврач задумался:
– В нашем районе два года назад воинская часть дрова заготавливала. Но сейчас их вроде нет…
Позвонили в военкомат, в райисполком. Оказалось, воинская часть, что была расположена в этом районе, выбыла на фронт в прошлом году, и больница может распоряжаться дровами по своему усмотрению. Главврач успокоился и при всех, выказывая особое уважение, как взрослому, пожал руку каждому ребенку. А Шурика мягко, нежно погладил по голове. Это надо было видеть…
Ребята с достоинством приняли благодарность взрослого. У детей были строгие, не позволяющие улыбок, можно даже сказать, гордые лица. Но Шурику, по-моему, не понравилась особая нежность. Он демонстративно поправил шапку.
Услышав еще раз: «Молодцы, ребята»! Родителям спасибо скажите!», мы пошли к возам. Во главе обоза опять поставили Шурика – он старший все-таки.
– Но!.. Милая! – малец щелкнул кнутом из-под оглобли – шик того времени. И, ни на кого не глядя, крикнул: – Домой!..
Лошадка с ходу взяла рысью. Сзади послышались аплодисменты. Я был уверен, и сейчас уверен: нас провожали со слезами. Да, еще главврач сказал на прощание:
– Дров нам хватит надолго, спасибо вам. Поезжайте домой. Вы сделали свое дело, поезжайте с богом…
Мы поехали… в лес. Уже затемно загрузились швырками, по полвоза каждому и, не заезжая в больницу, двинулись домой. Ребята были довольны: каждый вез себе приличный воз дров. Теперь первым ехал Касим, за ним ребята. Шурик сидел у меня на возу, прижавшись. Мне казалось, ему хотелось быть ближе ко мне. Да и лучше вдвоем – теплее.
– Дядь Володь, а трамваи и метро в Москве топятся? Там тепло или?..
Я рассказал ему о Москве, о нашем доме, дворе, играх. О том, что у нашего дома стоят паровоз и вагон, в котором в двадцать четвертом году из Горок в Москву привезли тело Ленина…
– Ух ты!.. Как интересно!.. Дядь Володь… ты ж дядь Рустам? А почему тогда тебя Володей зовут?
– До школы мы жили в Расторгуеве, под Москвой. Там детей не было, был только один мальчик – по имени Володя. Он и предложил мне: «Давай и ты тоже будешь Володей, а то я забываю как тебя зовут! И будем играть как два Володи». Так и повелось – Володя…
В Никольское приехали уже в темноте. Мы с Касимом жили в начале села и сразу разгрузили дрова – каждый у своего дома. А ребятишки жили на другом конце, им надо было ехать мимо правления колхоза. Вот им и не повезло: бригадир-пьяница с матерной руганью заставил разгрузить дрова у правления…
Мы с Касимом, разгрузившись, приехали в правление порожняком. Ребята плачут… Обидно же! Везли, радовались!..
Подъехал к нам председатель:
– В чем дело?! – И, не дожидаясь ответа, зачастил: – Ну, москвичи!.. Звонил мне главврач, благодарил за вас. Спасибо!.. И почему вы только вдвоем эвакуировались? Мне бы еще пяток таких ребят, я бы до конца войны легче дышал!
Я был обижен за детей и с ходу, с возмущением укорил председателя:
«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.