Память сердца - [19]

Николай влюбился в Еленку еще мальчишкой. Только он один знал, какая красавица эта ершистая, угловатая девчонка. Когда она бежала рядом и ветер трепал ее рыжие волосы, ему казалось — возле летит костер. Потом из гнетущей полутьмы воспоминаний медленно всплыл больничный коридор. Роды были трудными.

Сказались тяжелая работа, лишения военных лет. Вторые сутки от роженицы не отходили врач и акушерка.

Николай ждал в длинном гулком коридоре. Сорок шагов туда, сорок обратно. Под потолком вспыхнули тусклые синие лампочки — скорбный свет войны.

Ждать дольше невозможно. Осторожно приоткрыл дверь палаты. Еленка лежала с закрытыми глазами. Под белым пикейным одеялом поднимался и опускался ее большой живот.

Увидев Николая, акушерка молча кивнула ему на табуретку.

— Еленка… Елочка, — еле слышна позвал Николай, но лицо жены осталось безучастным.

— Еленочка, — позвал он снова. И опять она не ответила. Николай вдруг ощутил на губах солоноватый вкус давно позабытых мальчишеских слез.

Подошел доктор, молча склонился над кроватью. Остро запахло камфарой. Еленкины веки вздрогнули, приподнялись. Ее взгляд — удивленный, вопрошающий — скользнул по лицу мужа.

— Еленка, ты видишь меня? — Николай погладил ее горячую руку.

Бледные губы наконец разжались.

— Вижу… как в перевернутый бинокль… Не уходи…

— Я не уйду. У меня круглосуточный пропуск. — И боль, что жила в нем, на миг отодвинула острие от его сердца.

Вдруг тело жены свело судорогой. Ее протяжный крик, крик дикой, ночной птицы, пронзив Николая, ударился о стену палаты. Чьи-то мягкие руки толкнули его в спину, вывели в коридор.

И снова сорок шагов туда и обратно.

Наконец дверь палаты распахнулась. Акушерка держала в руках большой белый сверток.

— Товарищ Павлов, — глухо сказала она, — у вас родилась дочь.

Николай молча шагнул в палату.

В двух шагах от него задыхалась Еленка. Он вдруг ощутил под ногами зияющую пустоту. Шагнул вперед почти ослепший от горя, нашел ее руку. Еленка раскрыла глаза… В них была пустота, зияющая пустота.

— Ты видишь меня?

Еленка молчала.

— У нас с тобой… родилась дочь, — зашептал Николай. — Хочешь, назовем ее как тебя.

В последний раз вспыхнула для него и ожила Еленкина любовь.

— Люби ее… как любил… — Она не договорила.

Оставляя Еленку, краски жизни выцветали на ее лице.

Только через несколько суток Николай пришел в себя. Вспомнил длинный больничный коридор.

— Посмотри, Николай, дочь-то у тебя красавица, — услышал за спиной голос соседки Антонины Петровны.

Николай поморщился, как от острой боли. О чем они все? Дочь? Какая дочь?

На синем одеяле ярким пятном выделялся белый сверток. Девочка, причмокивая, сосала из бутылочки молоко. Ее личико покраснело от напряжения. Николай хотел уйти, но ребенок раскрыл глаза. И хотя они были пока темными, а не прозрачно-зелеными, он сразу узнал их. Казалось, вот-вот в них вспыхнут искорки, сольются вместе, озарят лицо, придав ему то знакомое выражение, которое он так любил.

— Вылитая мать, — протянула Николаю ребенка Антонина Петровна.

Кровь прихлынула к сердцу, зазвенела в ушах, где так недавно раздавался глухой стук лопаты о мерзлую землю. На руки опустился теплый, живой сверток, и Николай вдруг почувствовал, как они наливаются силой и нежностью.

…Рано утром он относил Еленку в ясли. После работы спешил домой. Близоруко вглядываясь в серебряный столбик ртути термометра, готовил ванну. Подложив под голову Еленке свою большую, крепкую ладонь, осторожно купал, стараясь, чтобы ни одна капелька воды не попала дочке в глаза. Его руки, привыкшие к угрюмой шершавости кирпича, делались по-матерински легкими и нежными, когда держали Еленку.

Как-то после смены к нему зашла бригадир седьмого участка Фетисова. Окинула взглядом чисто прибранную комнату, холостяцкую койку под грубым солдатским одеялом. На столе лежала раскрытая книга. Ольга Николаевна прочла: «Как вырастить здорового ребенка». Бригадир положила на стол гостинцы — бутылки кефира, пряники, полкило яблок.

— Поговорим, Коля. — Она глянула на его раннюю седину, поймала настороженный взгляд покрасневших от бессонницы глаз. — Фронтовая комсомольская бригада Кати Левушкиной берет шефство над твоей Еленкой. Трудно тебе работать по-фронтовому и управляться с бабьими делами. Ребенок ласки, женских рук требует. Не упорствуй! Отдай Еленку. Шефы не подведут.

Николай вдруг представил себе: чьи-то чужие руки по утрам одевают и кормят Еленку, чьи-то глаза улыбаются ей, губы — касаются ее пухлых ручонок.

— Спасибо. Справлюсь один, — отрубил он. — А сейчас, извини, пора кормить дочку.

Не изменили его решения и наши с ним беседы.

Девочка росла, возвращая ему любовь Еленки.

Когда однажды Еленка серьезно заболела, ухаживать за ней вызвалась бабушка Уля. Мы опасались, справится ли она. Здоровьем слаба, зрение почти потеряла.

— Еленка и наш Петька в одном месяце и роддоме родились, — сказала бабушка Уля, когда узнала о том, что мы хотим назначить другую сиделку девочке. — У Петьки отца убили, у Еленки матери нет. Она мне как внучка. Кто ж выходит лучше меня!

— Вам, Ульяна Ивановна, самой нужен уход.

— Ты не гляди, что слепая. В обед дочь забежит, накормит. Вечером — опять не одни. Пусть Николай завтра ко мне Еленку приносит!