Память крови - [56]

Героиню романа Офелию следует интерпретировать как инструмент, необходимый для посвящения Христофора Таубеншлага. Её имя предполагает самоубийство в юности, самоубийство, являющееся в данном случае жертвоприношением, глубокий смысл которого, на что, видимо, и намекает Майринк, состоит в том, чтобы содействовать освобождению Христофора. После смерти Офелии он «поглощает», или «повторно усваивает» девушку, женский принцип, упоминающийся во множестве тантрических и даосских текстов. Поглощение женской сущности – это излюбленная тема романов Майринка; такова алхимическая концепция, обосновывающая «духовного андрогина», изображённого на многих аллегорических гравюрах, коими иллюстрированы европейские книги по алхимии, особенно Пандора Ройзнера.[315] Сие поглощение логически ведёт к «низшему состоянию совершенства», которое Майринк называет «холодным». Человек, находящийся в подобном состоянии, уже оторван от обычного течения жизни и постепенно начинает «жить» согласно шкале ценностей, отличающейся от нашей: инстинкты, страсти, социальные привязанности сублимированы до такой степени, что их, так сказать, больше нет. Плоть настолько преобразована, что тело неизбежно сторонится женщин; как обоснованно отмечает господин Эвола, это состояние было хорошо известно в «Fideli d'Amore», великим алхимикам и всем тайным традициям.

Между тем, нельзя не упомянуть, что необыкновенная жизнь, описанная Майринком в этом романе, была хорошо известна некоторым даосским адептам, хотя может интерпретироваться иначе в большинстве китайских текстов, акцентирующих внимание на параллелизме путей мужчины и женщины: они достигают бессмертия вместе, так сказать, на одном и том же уровне времени; между тем, они способны действовать раздельно в течение целой вечности, но между ними всегда существует неразрывная связь. Даосская система посвящения является системой очень высокого уровня из-за абсолютного равенства шансов мужчины и женщины и возможности достижения ими одинакового состояния совершенства. Конечно, это подразумевается в романе Майринка, однако образ Офелии отодвигается на задний план, и она отсутствует во время последнего посвящения Христофора Таубеншлага. Тем не менее, мы знаем, что, достигнув бессмертия, Христофор должен вновь встретить Офелию, а она, благодаря своей жертве, также станет бессмертной. Но до высшей и заключительной стадии она может добраться только после окончательной инициации Христофора, который, благодаря бессмертию и любви к Офелии, займёт своё место на троне.

«Поглощение» Офелии великолепно описано в IX главе («Одиночество»). Шок, в коем Христофор Таубеншлаг пребывает из-за её смерти, ещё больше отдаляет его от повседневной жизни этого мира. Пробуждающаяся память крови порождает видения: перед ним отчётливо предстала страна, откуда пришёл основатель его рода – высокое плато Тибета, «крыша мира», священники в жёлтых одеяниях с молитвенными мельницами. Он слышит голос своего далёкого предка, основателя рода, звучащий у него внутри. Время для Христофора начинает сбиваться со своего хронологического развития. Его отец и он проживают вневременное существование. Христофор Таубеншлаг находится на инициатическом пути. Когда он сталкивается с принципом Зла, то должен встретиться со всеми, кто пребывает на Пути. В ходе спиритического сеанса он видит, как перед ним появляется Офелия, но она есть лишь образ Зла, и он слышит внутри себя голоса далёкого предка и настоящей Офелии, предупреждающие его об этом. То, что их голоса говорят в одно и то же время, является ещё одним доказательством глубоких познаний автора, поскольку для спасения Христофора одного из них было бы недостаточно. Нападение на Офелию того же самого воплощения Зла указывает на определённый параллелизм между Христофором и Офелией; очевидна одержимость Майринка принципом Зла – в данном романе он называет его головой Медузы. Зло у Майринка заставляет нас вспомнить о «контринициации» Генона: Зло способно имитировать любое явление, даже свою противоположность. Это смертельная западня, в которую может попасть даже самый благородный дух. В своём замечательном рассказе «Мастер Леонгард» Майринк изображает собственную мать проекцией принципа Зла, обнаруживая до какой степени разочарование, вызванное материнским равнодушием, отразилось на всей его жизни. Возможно, оно также стало препятствием для окончательной реализации.

Майринк делает очень интересное наблюдение: если бы люди увидели у человека «голову Медузы», они бы в ужасе бежали прочь; это состояние известно адептам, когда они, встречая Медузу и в итоге побеждая её, всегда возвращаются к одиночеству, очень хорошо понимая, что щупальца Зла, исходящие от Медузы, угрожают им всегда.

Христофор Таубеншлаг и его отец долгие годы жили вместе, и в жизни их внешне ничего не происходило. Они читали книгу, и мысли их становились всё более и более одинаковыми. Христофор так описывает своего отца: «…Порой его взгляд надолго задерживался на мне, выражая такое довольство, которое не допускало каких-либо прочих желаний». То был период полного удовлетворения, два человека могли постоянно телепатически обмениваться мыслями; в главе, где об этом идёт речь, мы найдём замечания о реинкарнации и способах её избежать, о важности роли Христофора в деле спасения его отца, об отождествлении Христофора с кровью его предков – эти страницы как будто вырваны из каких-нибудь мудрых книг Дальнего Востока. Ещё одна любопытная мысль: только тот, кого Медуза ненавидит изо всех сил, может достигнуть конечной цели. Именно это высказывание подтверждает, что автор был мастером и эзотерическим практиком: он превратил Медузу в агента (в совершенно алхимическом смысле), который приводит сущность посвящённого к её первоначальному состоянию, дабы он смог родиться снова. Здесь интересно отметить, что Майринк упоминает оба аспекта Инь: разрушительный и созидательный, кои необходимы при трансформации для обретения бессмертия.