Память до востребования - [14]

Вопрос о вчерашнем дне Люсю, признаться, смутил. Однако немногих секунд ей хватило, чтобы оценить точно, какой ответ вызовет если не полное, то хотя бы важное для выигрыша времени удовлетворение начальства. Поэтому Люся ответила так, как требовала того сиюминутная обстановка, а не истинное положение вещей.

Ирма Михайловна удовлетворенно осклабилась и уронила в пепельницу измятый фильтр от давно докуренной сигареты.

— Посмотри, пожалуйста, — поманила она Люсю указательным пальцем к столу. — Здесь хорошая запись.

Боком, как сидела, Люся придвинулась, привстав со стула, к Ирме Михайловне и с видом человека, давно знакомого с материалом, небрежно пролистала гармошку кривых.

У Ирмы Михайловны и в мыслях не было прямо спросить свою сотрудницу, она ли сделала накануне эту замечательную запись. Во-первых, Ирма Михайловна уже не сомневалась: автором записи могла быть только Люся, хотя и странным показался этот сюрприз. Во-вторых, прямой вопрос непременно ущемил бы право руководителя пользоваться плодами своей ценной и своевременной помощи молодому специалисту, право на чуткое и взаимовыгодное наставничество, на соавторство наконец, — ущемил бы право старшего на лучший кусок пирога.

Люся же подумала об аспиранте Окурошеве и из слов Ирмы Михайловны сделала вывод, что та приглашает ее к справедливому дележу.

В итоге между Люсей и Пыреевой состоялся такой вот изящный диалог.

Люся. Да, это очень хорошая запись, Ирма Михайловна.

Пыреева. И пометки образцово сделаны.

Люся. Да, и пометки хорошие.

Пыреева. Можно считать, что эксперимент проведен блестяще.

Люся. Конечно.

Пыреева. Запись можно сразу показать Ираиде.

Люся. Да, ей должно понравиться.

Обе остались очень довольны друг другом.

Пришло известие, что Ираида Климовна Верходеева «у себя». Несколько минут лаборатория напоминала всполошенный муравейник. В кабинет же начальницы входили тихо, гуськом, без суеты. Собрались все, кроме аспиранта Окурошева и Люси. Николай со срочным заданием был послан к Свете Коноваловой, материально ответственной лаборатории, а Люсю Ирма Михайловна, не без умысла, спешно отправила в местную командировку. Люся вновь осталась довольной, решив заодно заскочить в парикмахерскую.

Верходеева говорила с обыкновенным своим выражением на лице: с улыбкою тибетского ламы и змеиной неподвижностью во взоре. Она отдала несколько распоряжений по текущим делам, а на десерт по привычке готовила профилактическую порку.

К ее приятному изумлению и мимолетному в то же время невольному неудовольствию порка на этот раз не удалась.

Спросила она, к примеру, Бориса Матвеевича, как поживает его отчет, а тот вдруг на тебе — выдернул отчет жестом фокусника из своей папочки и подал. При этом он живо осмотрелся по сторонам и остановил боковой взор на Ирме Михайловне.

Верходеева дважды пролистала отчет и пристально посмотрела на Хоружева.

— А кто вам так красиво печатал? — на ее губах медленно возникала приветливая улыбка.

— А что… да хоть и жена… Почему бы и нет.

Борис Матвеевич стрелял глазами сразу по двум целям: по Пыреевой и по Оле. Нужно было заметить реакцию обеих. Оля, щурясь, подпиливала под столом ногти и на слова Бориса Матвеевича даже бровью не повела. Ирма Михайловна снисходительно улыбалась.

«Черт их, баб, поймет, — досадливо подумал Борис Матвеевич. — Все равно подбросили они. Кому еще? Сами признаются».

Поинтересовалась Ираида Климовна, как обстоят дела у Пыреевой. Дела у нее обстояли как нельзя лучше. Качество записи биотоков мозга шишкохвостого геккона превосходило все мыслимые стандарты.

— Долго вчера с Люсей возились, — рассказывала Ирма Михайловна. — С наводкой никак справиться не могли… Но ничего, вывернулись. Хорошая запись, хоть на конгресс в Швейцарию вези.

Ираида Климовна недоверчиво кивнула.

Дошла очередь до Елены Яковлевны Твертыниной, и она тоже смогла похвастаться успехами. К ней поступил новый террариум с двумя парами варанчиков, была отпечатана программа работ. Об одном лишь Елена Яковлевна умолчала, но вовсе не из какого-либо расчета, напротив — в силу совершенной своей непосредственности. Дело в том, что и новый террариум, и готовые бумаги появились утром в комнате Твертыниной как бы сами собой, словно их подбросил некий доброжелатель-инкогнито. Не только с программой экспериментов, но и вообще с их замыслом Твертынина познакомилась сегодня впервые. По правде говоря, варанчики были заказаны давным-давно, больше года тому назад, и Елена Яковлевна успела о них позабыть. Тем не менее утренний сюрприз не вызвал у нее никаких особых чувств — ни удивления, ни радости. Лаборантка Твертыниной Марина Ермакова, дочка подруги детства, была девушкой очень прилежной и деловой. Елена Яковлевна доверяла ей как себе самой и за все старания Марины привыкла даже не благодарить ее, считая свои хлопоты в равной степени и Мариниными. К тому же девушка интересовалась наукой, училась на вечернем отделении педагогического института, и любая работа, по верному мнению Елены Яковлевны, шла ей на пользу. Сейчас Марина была в отпуске, однако ничто ведь не мешало ей незаметно помочь Елене Яковлевне, особенно в отчетную пору.