Палачи и жертвы - [35]

В отличие от общеуголовного законодательства, закон об уголовной ответственности за воинские преступления признает неповиновение или иное неисполнение приказа начальника опасным воинским преступлением, а точное выполнение приказа начальника освобождает подчиненного от ответственности как за его действия, так и за их последствия. Это касается и тех возможных случаев, когда приказ является незаконным или когда подчиненный сомневается в законности приказа, но выполняет его предписания. Юридическим основанием для освобождения подчиненного от ответственности служат требования военной присяги и воинских уставов о беспрекословном повиновении начальникам и незыблемости их приказов для подчиненных.

Приношу свои извинения читателям, утомил их юридической терминологией, но когда речь идем о законе, приблизительность формулировок недопустима.

Итак, что из этого следует? Поскольку закон не содержит каких–либо изъятий в зависимости от воинских званий начальника и подчиненного, я, в меру своего разумения, не усматриваю законных оснований для уголовного преследования генерал–полковника Абакумова за выполнение любых приказов генералиссимуса Сталина.

Мертвые люди земному суду не подлежат, можно говорить только об их нравственной ответственности перед историей. А она, эта нравственная ответственность, должна базироваться на единстве закона, быть равной для всех без исключения вне зависимости от сегодняшних общепринятых оценок. А с чем мы сталкиваемся? Возьмем для примера двух советских прокуроров — Вышинского и Крыленко. Первый числится в «плохих» — он автор «царицы доказательств» и государственный обвинитель на нашумевших «московских» процессах тридцатых годов. Второй, наоборот, «хороший» — он необоснованно репрессирован, а впоследствии посмертно реабилитирован. Но реабилитация Крыленко состоялась в те годы, когда никому не приходила на ум объективная оценка сфабрикованных процессов начала тех же тридцатых годов, где не кто иной, как сам Крыленко клеймил русскую интеллигенцию за принадлежность к никогда не существовавшим промпартии и «союзному бюро» меньшевиков. Может быть, следует подробнее изучить роль Крыленко в этих трагедиях и уж тогда решать, стоит ли он на одной доске с Вышинским или все–таки на разных?

Точно так же, на мой взгляд, обстоит дело и с Абакумовым. Если мы действительно идем к правовому государству и намерены руководствоваться тезисом о безусловном единстве закона, то почему, обоснованно подвергая нравственному осуждению Абакумова и трех его предшественников, не причисляем сюда и основоположников ВЧК — ОГПУ? Ведь и при них имели место массовые репрессии и бесчисленные преступления против человечности, что подтверждено рядом убедительных доказательств. Или их дегероизация не входит в планы наших маститых идеологов?

Не хочется углубляться в эту материю, это самостоятельная тема, но одно, по–моему, совершенно очевидно — казарменный социализм был не только бесперспективной в экономическом и социальном отношениях системой, но и от начала до конца преступной.

КОММЕНТАРИЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ЮСТИЦИИ А. Ф. КАТУСЕВА

Документальное повествование о жизни и смерти министра Абакумова подошло к концу. Что можно сказать напоследок?

Не сомневаюсь, что правдиво написанная «Голгофа» заинтересует широкую читательскую аудиторию и вызовет много споров. Не во всем авторская позиция совпадает с моей, что вполне естественно — сколько людей, столько мнений. В частности, мне представляется неточным суждение автора об органах правопорядка тех лет как об орудиях репрессий в руках партии. Нет, не партия была композитором и дирижером для исполнителей трагедии миллионов советских людей. Сталин, Маленков, Молотов, Каганович, Хрущев, Жданов и другие в их ряду рассматривали партию таким же инструментом укрепления личной власти, как и названные органы. Об этом свидетельствуют материалы о массовых репрессиях коммунистов нашей страны и многих деятелей международного коммунистического движения.

Здесь уместно вспомнить шифрованную телеграмму Сталина, направленную 10 января 1939 года секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нац- компартий, наркомам внутренних дел и начальникам управлений НКВД:

«ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с разрешения ЦК ВКП(б). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».

Оставив на время юридическую оценку этой телеграммы, заметим, что ею Сталин от имени ЦК ВКП(б) пресекал попытки партийного аппарата и коммунистов на местах противостоять беззаконию в деятельности органов НКВД. В отношениях с «органами» партия, связанная принципами демократического централизма сталинского толка, не могла быть дирижером. Ее членам предопределялась лишь роль активных разоблачителей так называемых вредителей, изменников и шпионов. Что же до правовой оценки деяний Абакумова и его подчиненных, то здесь я обязан высказать свою точку зрения, отличающуюся от авторской.