Палачи и жертвы - [32]

Даша уже не соображала что говорила. ''Может хватит тебе пить, Дашенька", мягко произнес Миша.

- Нет уж, Мишутка. Я в этот новый год загадала желание, и если оно сбудется, то я буду счастлива. Потому я сегодня гуляю.

- Я понимаю, но ты...это...уже пьяна же.

- О.... Ну все, ладно, хватит, мне пора в объятья.

После этих слов она привстав, вплотную подошла к Мише. Он тоже привстал. Она повесилась ему на шею, и крепко поцеловала его в губы, от чего у него сильно заколотилось сердце. ''Ты меня хочешь?', спросила она. От этого вопроса Миша чуть не растаял. ''Конечно', задрожав, ответил он. ''Ну, тогда пошли', взяв его за руку, повела в свою спальню.

О стороны могло показаться, что мать ведет своего сыночка в сортир пописать.

Даша быстро начала отстегивать с ушей свои серьги, снимать с палец кольца, а потом раздеваться. Один раз чуть не упала, присела на кровать. Горилка сильно ударяла ей в голову. Она эти манипуляции делала подстать музыке. По радио передавали вальс. Когда она уже была совершенно голая, только тогда она взглянула на Мишу, который с открытым ртом только сейчас начинал снимать с себя брюки. "Слушай, Миш, давай быстрей, а то бабуль проснется''. Миша машинально засуетился, он не мог оторвать от нее своих глаз. Даша, полулежа сидела в постели и ждала своего самца, подпевая музыке по радио. Она была беленькая- беленькая, даже немножко рыженькая, с огромной попой и коричневой родинкой на левой груди. ''Ну ты долго?', нетерпеливо спросила она. "Щас, щас", наконец раздевшись, он приблизился к ней. От нее несло перегаром, духами и черт знает еще чем. Она привычно раскинув бедра, приняла ногами его на себя. Он что-то невнятно копошился. Поза была обычная, такая отцовско-дедовская, где мужик сверху, где уже процесс начинается, но Миша то ли от перевозбуждения, то ли от чего-то еще, никак не мог привести свой член в полную боевую готовность. Уже минуты три как он возился, копошился, мастурбировал, пытался создать у себя эрекцию. Потом он припал к ее грудям, точнее соскам, начал усиленно высасывать их. Обычно так высасывают со шланга бензин. Он мучился, бледнел, стараясь ввести в нее мягкий член, но никак. Ну, никак, и все! Чтобы куда-то пройти, нужно иметь твердый характер. ''Ну что ты, Мишка', снизу подхлестнув его бедрами и заодно фыркая и усмехаясь, произнесла Даша. Она уже несколько раз толкала, подбивала бедрами и коленками по его бокам, мол, давай уже, пора. Миша болтался между ее ног, покраснев как кровь. Положение все ухудшалось, и он, еще не воткнув в нее свой член, кончил прямо на нее, на ее животик. И прямо тут же по радио прозвучал металлический голос Левитана: "От Советского информ.бюро... Она, почувствовав на себе горячую жидкость, привстала, посмотрела на его произведение искусства, ногой оттолкнула его в грудь. Он чуть отшатнулся. Ему стало стыдно, обидно, больно, он уже хотел повеситься. Слова Левитана Миша уже не слышал. А Даша, укрывшись одеялом, присела у радио и жадно слушала военные сообщения. Узнав о том, как наши войска отступают, оставляя немцам очередной город, Даша тяжело и горько вздохнула, а Миша начал быстро одеваться. "Поскорее на улицу, с глаз ее долой, поскорее. Ничто не властно над любовью, как импотенция', говорил он себе. Даша, закончив слушать Левитана, опять рухнула в постель со словами: "иди Миша, иди домой, отдыхай. С Новым годом тебя. Стереги нашего Ильича достойно...'' Последние ее слова донеслись до него, когда он уже был за порогом. Миша посмотрел на часы, было уже 10 вечера. Домой идти неохота, на дежурство заступать нужно только рано утром. ''Да, мерзкий Новый год, мерзкий, отвратный. Видеть никого не хочу, убить всех хочу, убить! Блин!', с такими словами Миша совершенно не заметил Федора Николаевича, 60-летнего рабочего- труженика, на которого он нечаянно налетел. ''Ты куда прешь, а, глаза что ли потерял дома?', зло зашипел он в сторону Мишы. Оказывается, Миша не заметив его, почти затоптал мужика своими валенками. ''Да, забыл, и глаза, и член дома забыл!', ответил ему Миша. ''Что, а ну повтори, щенок!', и с этими словами Федор Николаевич подошел к Мише и сильно врезал кулаком ему под глаз (больно было!!!). Хряк, и Миша шлепнулся на снег: фрых. Только сейчас он понял, что Федор Николаевич пьян. Миша чуть не потерял сознание, он лежал на спине, чувствуя боль под глазом и смотрел на небо. Оно было ясное, полное мириадами звезд, и ему показалось, что звезды тоже смеются над ним. Потом он получил еще один удар в бок, это дядя Федя от злости, ногой пнул Мишу, и потом, чуть наклонившись, плюнул ему в лицо и лениво доругиваясь ушел прочь. Федя ощутил гадкий запах его слюны у себя на щеке. Фу!

Миша встал. Все, ему уже не хотелось жить. Перед своей телкой он в полном дерьме, а еще тут его избивает всякая пьянь. Это его, Михаила Чернова, охраняющего самого Ленина. Куда смотрит государство? Нет, в лес, в лес хочу. В лесу ждет только Божья кара, а не людская. Благо, погода была не такая холодная и Миша пошел туда, в лес.

Уже час, как он бродил по лесу. Кругом снег и темно, а он все шел. Хрыт, хрыт, хрыт... Лес страшный, темный. Вы были когда нибудь в лесу ночью, именно ночью, да еще зимой?