Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939 - [7]
В конце лета 1934 г. Советское правительство, действуя в условиях царивших в Москве гнетущих предвоенных настроений, приняло первые ощутимые меры по обеспечению внутренней безопасности и предупреждению casus belli: оно ввело регистрацию и «паспортизацию» всех проживающих в СССР немцев и постановило с 1 января 1935 г. выселить советских немцев из западных приграничных областей, заблаговременно «нейтрализуя» тем самым потенциальную «пятую колонну»[11].
Эти и другие внутриполитические мероприятия, явившиеся началом «большой чистки», сопровождались коренной внешнеполитической переориентацией. Теперь Сталин использовал сами по себе хотя и слабые, однако при известных условиях перспективные для создания системы «коллективной безопасности» возможности Лиги Наций, вступив в нее 18 сентября 1934 г., и вошел — не в последнюю очередь под впечатлением введенной в Германии 16 марта 1935 г. всеобщей воинской повинности — в более трудный и менее удовлетворяющий в политическом плане союз с Францией (2 мая 1935 г.) и Чехословакией (16 мая 1935 г.)[12]. По мнению министерства иностранных дел Германии[13] и особенно ее дипломатии в России, именно тогда «закончилась политика свободы выбора, политика неприсоединения, которая до тех пор представлялась Советскому Союзу желаемой целью»[14].
Тот факт, что Советское правительство, несмотря на злобные выпады нового германского правительства против большевизма и на открытую пропаганду ревизионистских восточных планов Гугенберга и Розенберга, так долго занимало выжидательную позицию, объясняется отчасти подспудной активностью министерства иностранных дел и германской дипломатии в России. И хотя пока нет достоверных доказательств того влияния, которое они через Нейрата оказывали на нового канцлера Германии в первые три года его правления с целью по меньшей мере формального сохранения добрососедских отношений[15], создается впечатление, что поначалу Гитлер позволял склонять себя к сдержанности. Вместе с тем бросается в глаза некоторая переоценка собственных возможностей сотрудниками министерства иностранных дел — бывшим статс-секретарем Бернхардом Вильгельмом фон Бюловом и последовательно сменявшими друг друга руководителями восточного отдела министерства Рихардом Майером[16], Андором Хенке (1935— 1936) и Рёдигером, а также послом в Москве (1933-1934) Рудольфом Надольным[17]. Постепенно им пришлось признать, «что сдержанность в русской политике Гитлер проявлял с большой неохотой и что она не являлась результатом политического благоразумия... Началась невидимая внешнему миру борьба, которую министерство иностранных дел вело против национал-социалистской концепции восточной политики вплоть до безвременной кончины статс-секретаря фон Бюлова в начале лета 1936 г. ...Противоречие между Гитлером и министерством иностранных дел являлось, по сути, противоречием между понимающим свою ответственность аппаратом и политическим демагогом, который, пренебрегая политическим и историческим опытом, считал возможным формирование внешней, и прежде всего восточной, политики в соответствии с собственными мировоззренческими концепциями. К сожалению, со смертью Бюлова и приходом на Вильгельмштрассе Риббентропа эта борьба преждевременно закончилась. Вместе с Бюловом в Троицын день 1936 г. умерло старое министерство иностранных дел».
Упомянутым выше влиянием, по свидетельству Майера, объясняется умеренное программное заявление о России, сделанное Гитлером в его первом выступлении в рейхстаге 23 марта 1933 г. «После долгих споров Гитлер согласился сделать сформулированное министерством иностранных дел заявление», в котором правительство Германии выражало свою «готовность поддерживать с Советским Союзом дружественные, полезные для обеих сторон отношения». Это лицемерное, для самого Гитлера ничего не значившее заявление временно вселило в Советское правительство надежду и дало министерству иностранных дел «формальное право... под свою ответственность строить отношения с
Советским Союзом, отвергать притязания партии, приуменьшая значение неистовых речей ее руководителей».
Вторым успехом министерства иностранных дел явилась ратификация протокола о продлении Берлинского договора, последовавшая б мая 1933 г. «после некоторых споров... без особых трудностей... Для Гитлера то был всего лишь формальный акт, который помог избежать ожидавшихся резких осложнений»[18].
Как бы ни оценивалась степень воздействия на внутреннюю и внешнюю политику попыток министерства иностранных дел повлиять на Гитлера, после полного крушения взятой на себя послом Надольным и одобренной министром иностранных дел Нейратом миссии возможности такого воздействия практически были исчерпаны. Советское правительство немедленно сделало соответствующие выводы. С отставкой Надольного закончился период выжидания и надежды на восстановление особых отношений на двусторонней основе.
