Пахарь - [65]

— Ай да Ольга Тихоновна! — воскликнул Сабит Тураевич. — Дима, твоя жена — философ.

— Знаю, — согласился Дмитрий Павлович. — Как мы идем от состязательности к социалистическому соревнованию? Сознательно идем, не ощупью. Атмосферу состязательности поддерживаем. На площадке сейчас порядок, материалы поступают по первому требованию. Работай только, показывай, на что способен. Итоги подводим ежедневно, каждое утро вывешиваем результаты за минувший день. Люди видят, как они сработали. Вот тебе сопоставимость, наглядность, гласность. Ну, а когда конечный результат зависит только от тебя, от твоей квалификации, добросовестности, инициативы, тогда грех не развернуться, не выложиться. Мы сделали самое важное — навели порядок и обеспечиваем его. Хочешь работать по методу Анатолия Злобина, взять подряд — бери. Хочешь предложить что-то свое, ускоряющее дело — пожалуйста. Победил в соревновании или занял призовое место — честь тебе и слава. И благодарность начальства получишь, и премию или ценный подарок. Прожектор славы разыщет тебя и будет сопровождать, не отпуская. Вот тебе честь по труду в ее, так сказать, непричесанном, натуральном виде. От принятия бригадных обязательств на год мы отказались. Трудно предусмотреть объем работ на целый год и не просчитаться. А неконкретность нехороша: в параграфы обязательства вкрадываются общие слова, которые нельзя ни взвесить, ни измерить. Обязательства принимаем на ближайший месяц. Имея на руках наряд-задание, рабочие видят, что они могут сделать быстрее. Ну, и вносят предложения. Обязательства получаются реальные, насыщенные. Рабочий день в котловане сейчас очень плотный. Я знаю троих, которые бросили курить. Отвыкли — не стало перекуров.

— Абсолютно верно, — согласилась я. — Раньше спустишься в котлован — на тебя глазеют. Что, мол, за цаца пожаловала? Что за пташка диковинная? Сейчас головы никто не повернет.

— До промакадемии я работал каменщиком, — вспомнил Сабит Тураевич. — Кирпичи делал сырцовые, дома из них выкладывал. Замесишь глину, дашь ей вылежать, и пошел формовать. До тысячи штук в день выгонял. Но тогда самым трудным было найти работу. Биржа труда еще существовала, очередь на ней длиннющая. Однажды моя бригада подрядилась строить дом преподавателю университета. Он сказал: «Хороший дом поставишь — порекомендую тебя на рабфак». Догадался, что хочу учиться. Тогда не было соревнования, но была конкуренция. Частник, хозяин приглашал лучших работников. Лучшие выделялись и тогда, но не через соревнование, а через конкуренцию. Наше соревнование называет лучших и подтягивает отстающих. Оно зажигает всех, потому что высокие задачи, которые оно ставит, это задачи для всех. Когда я кончил академию, в соревнование пришел Алексей Григорьевич Стаханов. И всколыхнул страну.

— Я читала биографию Стаханова. Мне понравилось, что он ставил перед собой все более высокие задачи. Первая его цель была очень скромная — есть досыта. Вспомним, какое это было время, и поймем его. Цель следующая — хорошо зарабатывать. Нормальная цель. Но, ставя перед собой только ее, никогда не вырвешься в лидеры масс. Цель третья, поставленная после достижения двух предыдущих: добиться, чтобы без тебя не могли обойтись твоя бригада, участок, шахта. Задача четвертая: завоевать человеческое уважение. И, наконец, задача последняя: стать лучше и выше самого себя. То есть, непрерывное восхождение. Ведь не скажешь себе: «Я всего достиг». А дальше куда? С любой вершины один путь — вниз.

— Не думал, что эти вопросы тебя интересуют, — сказал Дмитрий.

— Сколько замечательных героев дали нам народные стройки — Большой Ферганский канал, Каттакурганское водохранилище. — Воспоминания такого рода были коньком Сабита Тураевича. — Сама атмосфера этих строек была такой, что люди перевыполняли норму, становились стахановцами. Старики и подростки плакали, если их не брали на Большой Ферганский. Приходили тайком и вливались в ряды строителей. Ночью подойдешь к трассе и слышишь: тюк! тюк! Это кто-то киркой долбит неподатливый грунт. Или на личный рекорд идет, или упущенное наверстывает. Всеузбекский староста Юлдаш Ахунбабаев ездил по трассе на машине и возил с собой большой кетмень. На отстающем участке останавливал машину, брал в руки кетмень и начинал копать. Колхозники подбегали к нему, молили: «Юлдаш-ака, не надо, не позорьте нас! Мы сами!» И вырывались-таки вперед, сдерживали слово. Какой красивый это был порыв! И то же самое — на Каттакурганском водохранилище. Нам было очень важно, чтобы водители, возившие грунт в тело плотины, делали как можно больше ходок. Мы ввели повышенные нормы, аккордную оплату труда. Выполнит водитель норму, сделает положенные сорок ходок, — диспетчер от имени администрации благодарит его и кладет в кузов арбуз или дыню. Подъезжает водитель домой, сынишка лезет в кузов и кричит на всю улицу: «Папа арбуз привез! Папа выполнил норму! Мой папа — стахановец! Ура, ура, ура моему папе!» Ну, а если арбуза в кузове нет? Сын говорил отцу: «Папа, у тебя что, шина лопнула? Ты почему не выполнил норму?» И водителю становилось стыдно. Для премирования лучших шоферов мы купили тридцать баранов. Пасли их рядом с дорогой. Условие выдвинули такое: сделаешь тысячу ходок в месяц — получай барана. Даже корова одна паслась с этой отарой. Для премирования лучшего из лучших. Им оказался один водитель, работавший действительно самозабвенно. Жена приносила ему еду прямо на дорогу. Пока он обедал, она садилась за руль и делала три-четыре ходки. Помню, как был установлен суточный рекорд стройки. Водитель Курочкин сделал сто одну ходку и поставил машину в гараж, уверенный в победе. Водитель Рахматуллин из Бухары тоже сделал сто одну ходку, но привел машину в гараж позже. Он снова поехал в карьер. Рабочих там уже не было. И он сам загрузил машину и сам разгрузил ее на плотине. Эта сто вторая ходка и принесла ему победу.