Падение с небес - [212]

Сторма негромко всхлипнула – ей стало страшно. Этот человек видел ее падение и спускался к ней. Он уже находился так близко, что ей видны были на его загорелом гладком лице белые квадратные зубы. Он похотливо ухмылялся, гримаса на лице говорила о страстном желании; он напористо и быстро двигался прямо наперерез, отсекая ее от того места, где ждал Марк.

Сторма вскочила на ноги и рванулась в сторону, петляя по склону, инстинктивно двигаясь прочь от преследователя – но и от спасителя тоже. Она вдруг оказалась совершенно одна; в безумном страхе Сторма мчалась, не разбирая дороги, все дальше, в самые укромные места буша, где ее уже никто не услышит. Она поняла, что Марк оказался прав, когда не хотел использовать ее как живца. Он прекрасно знал, насколько опасна игра, которую они собирались затеять, но в своем самонадеянном упрямстве, смеясь над его возражениями, издеваясь над его страхами, Сторма настояла на своем, и он наконец с большой неохотой уступил. И теперь, до смерти перепуганная, она бежала, задыхаясь, куда глаза глядят; от страха ее сердце бешено колотилось, и ноги подгибались, как вареные макаронины.

Один раз она попыталась повернуть обратно, но, как старая и опытная гончая, преследующая зайца, он предугадал ее маневр и вовремя перекрыл ей дорогу; она снова бросилась в другую сторону и вдруг выбежала прямо к реке. Из-за дождей в верховье Бубези уровень воды поднялся; река величаво катила воды мимо. Сторме снова пришлось повернуть и бежать вдоль берега, и она сразу же попала в густые заросли колючего кустарника, который плотно обступил ее, оставив только узкие проходы – целый лабиринт темных запутанных поворотов и тупиков, где она, конечно же, почти сразу заблудилась, не зная, где искать спасения. Затаив дыхание, Сторма остановилась и прислушалась, стараясь хоть что-нибудь увидеть сквозь пелену слез, выдающих страх и ощущение беспомощности.

Волосы мелкими прядками падали ей на лоб, щеки пылали, от слез глаза сверкали лихорадочным блеском.

Она ничего не слышала, колючие кусты окружали ее плотной стеной. Почти как слепая, Сторма медленно повернулась и, охваченная ужасом, тихонько зарыдала. Потом выбрала один из узеньких проходов и нырнула в него.

Он поджидал ее совсем близко. За первым же поворотом она чуть ли не уткнулась прямо ему в грудь.

Только в самое последнее мгновение Сторма увидела жадно вытянутые к ней толстые загорелые руки со скрюченными пальцами, готовыми схватить ее.

Она громко и пронзительно закричала и, отпрянув, бросилась обратно по проходу, которым пришла, но его пальцы успели вцепиться в тонкую ткань блузки. Та разорвалась легко, как бумага, а Сторма побежала дальше, и сквозь разрыв перед ним мелькала голая молочно-белая спина, суля ему райские утехи, и это еще больше распалило его. Он захохотал ей вслед, и этот хриплый задыхающийся хохот поверг ее в ужас.

Он не отставал, гоняясь за ней по зарослям кустарника, играя с ней, как кошка с мышкой. Уже два раза, имея возможность схватить ее и удержать, он давал ей возможность ускользнуть из его лап – о, какое мучительное наслаждение он испытывал, слыша ее пронзительный крик от его прикосновений, снова и снова видя в глазах ее безумный ужас, который гнал ее дальше и дальше в попытках спастись от него.

Наконец Сторма выдохлась. Она прижалась спиной к непроходимой стене колючих зарослей и села на корточки, прикрыв наготу обрывками кофточки. Тело ее, словно в лихорадке, сотрясалось безудержной дрожью, слезы размазались по щекам пополам с потом. Она затравленно смотрела на преследователя огромными синими глазами.

Он медленно подошел к ней. Наклонился, и она уже не сопротивлялась, когда он положил ей на плечи большие квадратные загорелые ладони.

Он все еще усмехался, но дышал судорожно, губы растянулись, оскалив квадратные белые зубы, возбужденное лицо исказила гримаса похоти.

Он прижался губами к ее губам, и она словно погрузилась в кошмарный сон, когда не можешь ни кричать, ни пошевелиться. Зубы его больно вонзились ей в губы, и Сторма почувствовала вкус собственной крови, маслянистый, с металлическим привкусом. Она задыхалась, а его твердые и грубые, как гранит, пальцы уже мяли ее упругую шелковистую грудь, и тогда она снова ожила и вцепилась ему в запястья, тщетно стараясь оторвать от себя его лапы.

– Да, да, – страстно хрипел он, задыхаясь, – давай, дерись со мной. Сопротивляйся. Да, да, вот так. Правильно, отбивайся…

Голос его заставил ее встрепенуться и освободиться от гипнотического заклятия страхом, и она снова закричала.

– Давай, – говорил он. – Кричи, еще кричи.

Он повернул ее перед собой поперек, опуская поясницей себе на колено, тело ее прогнулось, как натянутый лук, волосы свесились до земли, а запрокинутая белая шейка выглядела мягонькой и беззащитной. Раскрытыми жадными губами он так и впился в ее шею.

Когда одной рукой он задрал ей широкую юбку до самого пояса, она оказалась совершенно беспомощна.

– Ну, кричи же! – сдавленным голосом шептал он. – Давай же, кричи!

Сама не веря в то, что происходит, она почувствовала, как его толстые заскорузлые пальцы, нарочито грубые, взломали ее и полезли внутрь ее тела. Казалось, это не пальцы даже, а когти стервятника, рвущие ее самые нежные, потаенные места. Она кричала не переставая.