Падение мисс Кэмерон - [45]

Она ни о чем не жалела. Даже короткая бурная история страсти с ним лучше, чем ничего, потому что теперь у нее есть воспоминания. А сердечные муки — расплата за легкомыслие. Что ж, она готова страдать и не хотела бы вернуть прошлое без Стивена. К несчастью, познав, какое наслаждение могут ей дать его объятия, она одновременно поняла, что его страсть не имеет ничего общего с привязанностью души, той любовью, о которой она мечтала, когда происходит соединение двух сердец, а не только торжество плоти.

Она подошла и встала рядом. Интересно, о чем он думает сейчас? Столько раз она замечала, как он впадает в глубокую задумчивость и как будто забывает, где находится. Мысленно он был далеко и от дома, и от нее, особенно это случалось, когда приходили письма из Испании. Он никогда не говорил о войне, даже всячески избегал этой темы. Но почему? Была ли причиной та женщина, которая похитила его сердце, или другие ужасные воспоминания, которые не дают ему покоя.

Она видела глубокий красный рубец на его груди, след от пули. И сердце сжималось от сострадания. Мистер Оакли говорил ей, что эту рану Стивен получил в сражении при Саламанке, и полевой хирург, который оперировал, опасался за его жизнь и говорил, что надежды мало. Но он выжил, хотя душевное спокойствие больше не вернулось к нему.

Каждое утро очень рано Стивен вставал, покидал теплую постель и шел на берег, где погружался в холодную воду и плыл, как будто надеялся, что ледяная стихия смоет кошмары, мучившие его по ночам. Дельфина не знала, от каких воспоминаний он пытался избавиться с помощью этих заплывов, но, видимо, они ему не помогали, потому что печаль в синих глазах, которую она заметила при его возвращении из Испании, не исчезала и по-прежнему он часто впадал в задумчивость. К завтраку он появлялся, но каждый раз она боялась, что настанет утро, когда он больше не вернется. Он может заплыть слишком далеко или попадет в сильные подводные течения, и его унесет в открытое море. Она гнала от себя страшные картины, рисующие ей безжизненное тело мужа, выброшенное на прибрежные камни или выловленное из моря.

— О чем ты все время думаешь? — тихо спросила она.

Но он как будто не слышал, продолжая смотреть вдаль невидящим взглядом. Она не знала, что в эти минуты он видит лица солдат, его товарищей, мертвые или разорванные тела, изуродованные до неузнаваемости. Тех, с кем он столько времени делил все невзгоды и трудности войны.

Сквозь воспоминания пробился голос Дельфины, он обернулся, посмотрел на нее пустым взглядом, в глазах она заметила выражение глубокого страдания и испугалась, но потом он все-таки глухо ответил:

— Я думал об Испании.

— Ты думал о войне? — Она пыталась вызвать его на откровенность, а главное, хотелось спросить об Энджелет, но, побоявшись правдивого ответа, после которого от ее надежды ничего не останется, промолчала.

Не сразу он неохотно ответил:

— Ну да, о чем же еще.

Теперь главный вопрос чуть не сорвался с кончика языка, но, с трудом удержавшись, она вместо этого посетовала:

— Почему ты никогда не рассказываешь мне об Испании?

Он отвернулся, глядя на далекий горизонт, снова ушел в гот мир воспоминаний, куда у нее не было доступа. Ей хотелось вернуть его, позвать, обнять, но она не осмеливалась.

Стивен не хотел говорить об Испании. Он никогда не рассказывал о своих ранениях, серьезных и не очень. Никогда бы не признался сейчас никому, как ему хотелось умереть тогда, получив в сражении под Саламанкой опасную рану в грудь. Он чудом остался жив, но проклинал свой счастливый жребий, потому что почти все его товарищи погибли. Он был хорошим командиром, стратегом, его прекрасно организованный мозг рассчитывал и взвешивал ходы операции, успевая заботиться при этом о повседневных делах, ночлеге, еде для солдат. Он разделял с ними тяготы войны, спал урывками в грязных окопах, вел их в атаку, и они шли за ним, шли на смерть. Воинский долг и дисциплина были неотъемлемой составляющей их самоотверженности.

Потом случилось ужасное событие — в Бадахосе они вышли из подчинения. Произошла бессмысленная резня невинных жителей, которую учинили те же солдаты, которые храбро сражались, терпели лишения, голод, ранения, они не слушались больше своего командира, и это так потрясло Стивена, что его психическое здоровье подверглось серьезному риску. Это событие заставило пересмотреть его отношение к жизни. Хотя со временем он пришел в себя и все, что произошло в Бадахосе, отступило, подернулось дымкой, осталось далеко, в другой жизни, в последние дни воспоминания вернулись, он пытался все забыть и не мог. Леденящие кровь сцены с места событий будут преследовать его всю жизнь.

— Я не стану рассказывать об этом, — сквозь стиснутые зубы процедил он, стараясь говорить хладнокровно, — ты там не была, ты не поймешь.

Она не отставала:

— Но это неразумно. Попытайся хотя бы, и боль, что тебя терзает, отступит. Во всяком случае, тебе станет легче. Я прошу, настаиваю, чтобы ты рассказал мне все. Почему ты замыкаешься в себе и страдаешь в одиночестве?

— Это невозможно объяснить, и, как уже сказал, я не имею никакого желания говорить о войне.