Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов - [44]
Что касается придворных, то старый визирь Халил и его единомышленники по-прежнему не одобряли всей кампании. Мехмед пошел на нее вопреки их советам. Может быть, они были правы? Вероятно, отчасти чтобы доказать им, что он не безрассуден, а отчасти чтобы успокоить свою же совесть доброго мусульманина, которому полагается избегать войны, за исключением случаев, когда неверные упрямо продолжают сопротивляться, он сделал последнюю попытку договориться о мире; правда, это должен был быть мир на его условиях. В его лагере находился молодой аристократ по имени Исмаил, сын грека-перебежчика, которого он сделал вассальным правителем Синопа. Он и стал посланцем, которого Мехмед отправил в город. У Исмаила были друзья среди греков, и он приложил все силы, убеждая их, что еще не слишком поздно спастись. Поддавшись на его уговоры, они назначили посла, который должен был вернуться вместе с ним в турецкий лагерь. Имя этого человека не сохранилось, мы знаем только, что он не был ни высокого рода, ни звания. Султан, как известно, мог поступить с послами, как ему вздумается; и, разумеется, в городе сочли, что никого из высокопоставленных лиц нельзя отправить с такой рискованной миссией. Однако Мехмед принял посла довольно милостиво и отправил назад с посланием, что снимет осаду, если император обязуется выплачивать ежегодную дань в сто тысяч золотых безантов; либо же, если горожане предпочтут иное, они могут покинуть город со всем своим движимым имуществом, и никто из них не пострадает. Когда это предложение изложили перед императорским советом, один или двое присутствующих сочли, что еще можно выиграть время, пообещав выплачивать дань. Но большинство понимало, что такую огромную сумму никогда не удастся собрать, а если она не поступит незамедлительно, султан просто продолжит осаду; и теперь никто из них не хотел позволить ему овладеть Константинополем без всякого труда. Возможно, что, как сообщают турецкие источники, император предложил в ответ отдать ему все, чем он владеет, кроме города, который, по сути, только и оставался у него. На это султан возразил, что греки могут выбирать только между капитуляцией города, смертью от меча и обращением в ислам.
Эти пустые переговоры состоялись, вероятно, в пятницу 25 мая. В субботу Мехмед созвал своих ближайших советников. Визирь Халил-паша, за которым были долгие годы достойной службы государству, поднялся и потребовал снять осаду. Он никогда не одобрял эту кампанию, и события показали, что правда на его стороне. Турки ни на шаг не продвинулись вперед; напротив, они понесли несколько унизительных неудач. В любой момент государи Запада могут прийти на помощь городу. Венеция уже выслала большой флот. Генуя, хотя и неохотно, будет вынуждена поступить так же. Пусть султан предложит приемлемые для императора условия и уйдет в отставку до того, как их постигнут худшие бедствия. Визиря, уважаемого человека, выслушали с почтением. Многие слушатели, помня, как неумело турецкие военные корабли проявили себя в бою с христианскими кораблями, должно быть, вздрогнули при одной мысли о том, что им предстоит встреча с великими итальянскими флотами. В конце концов, султан – всего лишь юноша двадцати одного года от роду. Не подвергает ли он опасности свое великое наследство из-за неудержимого безрассудства юности?
Следующим слово взял Заганос-паша. Он недолюбливал Халила и знал, что султан разделяет его неприязнь. Увидев на лице своего господина выражение гнева и отчаяния после речи Халила, он заявил, что не разделяет страхов великого визиря. Европейские державы слишком раздираемы противоречиями, чтобы пойти на совместные действия против турок; и даже если на подходе венецианский флот, в который он сам не верил, он будет значительно уступать туркам по числу кораблей и моряков. Заганос-паша говорил о знаках, что предвещали гибель христианской империи. Он говорил об Александре Македонском, юноше, который, имея гораздо меньшую армию, покорил полмира. Следует наступать дальше, не думая об отступлении. Многие их молодые военачальники поднялись и поддержали Заганоса; командир башибузуков особенно яростно требовал более активных действий. Мехмед воспрянул духом; именно это он и хотел услышать. Он велел Заганосу выйти к войскам и спросить, чего они хотят. Вскоре Заганос вернулся с желанным ответом. Все, как один, по его словам, требовали немедленно идти в атаку. Тогда султан объявил, что штурм состоится сразу же, как только закончится подготовка.
С этой минуты Халил, видимо, понимал, что дни его сочтены. Он всегда был добрым другом христиан, терпимым, как свойственно благочестивому мусульманину старой школы, в отличие от таких выскочек-ренегатов, как Заганос и Махмуд. Получал ли он подарки от греков, неизвестно. Но теперь его враги стали на это намекать; и султан охотно им поверил.
