Падение Кимас-озера - [23]

Отряд утром снова вышел вперед, вперед на Кимас-озеро.

Нам оставалось до цели по линии полета птицы около шестидесяти километров, но птицам, как известно, не приходится пробираться сквозь густой лес, где каждое дерево, каждый хвойный куст цепляется за тебя и хочет задержать; птицам не приходится тащить на себе легкие пулеметы.

Тяжесть легких пулеметов, когда идешь по снегу больше недели и питаешься пропеченной картошкой и брусникой, тоже достаточно велика.

Мы продирались через густой лес.

Озер в лесах Карелии очень много.

Высокий вековой бор вдруг расступается и уступает место озеру.

Лесные озера, окруженные мачтовым лесом, как и у меня на родине в Суоми, изобилуют рыбой и очень тихи. И когда идешь по лесу, никогда не ждешь, что через несколько шагов появится озерная гладь.

На берегу таких озер строятся рыбачьи бани, низенькие, куриные хибарки.

Почти весь этот день мы двигались против сильного, острого, до костей пробирающего ветра и совсем без дорог и через густой лес.

Под вечер начался буран.

Итти дальше было очень трудно не только для одного Тойво.

Мы прошли уже около двадцати километров, когда вдруг лес расступился перед нами, чтобы дать место заколдованному озеру.

И здесь я увидал рыбачью баню. Лейно шопотом, похожим более на крик, — так как шептать приходилось ему против бури, — обратил мое внимание на легкий дымок, похожий на пар от дыхания, восходивший к морозному небу.

Луна уже сияла на темном небе.

Мы втроем — Лейно, Тойво и я — подошли к бане. Тойво занял пост у крошечного оконца, покрытого ледяной росписью. Лейно во весь рост встал у дверей, а я, с силой распахнув дверь, вошел в избу.

В избе было очень жарко натоплено и совсем темно. Из одного угла долетал мерный, спокойный храп. Я зажег спичку.

От чирканья спичкой по ребру коробка человек проснулся и забеспокоился.

— Кто это?

— Свои! Выходи, тебя ждут!

Человек, кряхтя, стал собираться.

— Да быстрей же, тебя ждут ведь!

Человек подошел к дверям, но на пороге, преграждая ему путь, направив дуло винтовки прямо в грудь, встал Лейно. Мой наган был уже у виска незнакомца.

— Руки вверх!

Так мы захватили в этой лесной бане этап белой эстафеты и одного эстафетчика.

Испуг и изумление — в особенности изумление — так ярко были написаны на его лице, что меня разбирал смех.

Лахтарь этот оказался разговорчивым.

Хейконен с Антикайненом выведали у него много очень интересных для отряда сведений.

Буран разыгрывался все больше и больше.

Мороз стоял на тридцать седьмом градусе.

Дороги не было, а тут, как на зло, отказались служить компасы. Разнобой в показаниях компасов сводил на-нет все наши предположения. До сих пор я не могу себе объяснить этого явления.

Совершенно ясно было, что продвигаться в таких условиях сейчас же вперед было рискованно. Начальник отдал распоряжение сделать большой привал.

Я нанес пройденный путь на карту и вышел из бани помогать ребятам строить шалаши из ельника, свежего, пахучего, колкого ельника. Другие ребята валили ракотулет.

На теплой еще постели эстафетчика улегся поспать несколько часов товарищ Антикайнен, затем его место должны были занять Хейконен, Карьялайнен, так как командиры наши спали поочередно.

Я уже устроил себе матрац из можжевельника и собирался заснуть, как увидел быстро идущего со стороны озера человека.

Это был совсем не знакомый мне человек, и одежда его не походила на нашу.

«Надо будет проверить, как это дозорный прозевал постороннего», — я мысленно выругался и встал навстречу идущему.

Товарищ Хейконен был уже рядом со мной.

Человек с винтовкой германского образца за спиной подошел прямо к Хейконену, отдал ему честь и, вытащив из своей походной сумки небольшой пакет, передал его в руки товарища командира.

Хейконен взял пакет и, выразительно смотря на пришедшего, подмигнул мне. Я сразу понял его немой приказ и, встав позади этого типа, снова вытащил свой наган.

— Довольно шутить! — вдруг сурово произнес Хейконен. И, обращаясь ко мне: — Товарищ комвзвод, арестуйте этого человека!

Забавно было смотреть на растерянное лицо этого лахтаря.

Он сначала подумал, что товарищ Хейконен ошибся; потом, что сам он сошел с ума. Однако, увидев у своего виска дуло нагана, эстафетчик, очевидно, убедился в реальности и подлинности происходящего.

— Товарищ командир, куда его прикажете отвести? — спросил я, обезоруживая пленного.

Слово «товарищ» в обращении к командиру, очевидно, окончательно убедило захваченного, что он попал к красным, а так как это был убежденный белогвардеец, то он сразу замолк, и ни одного слова я от него больше не услышал.

— Отведите его к первому пленному!

Письмо, врученное эстафетчиком товарищу Хейконену, заключало в себе очередное распоряжение командующего фронтом Ильмаринена начальнику заставы в Конец-острове фельдфебелю Риута.

В распоряжении между прочим говорилось о том, что до штаба доходят какие-то смутные слухи о появлении около Ребол какой-то красной банды, — вероятно, местной партизанской — требовалось немедленное донесение, соответствуют ли эти слухи действительности, и сообщалось, что, на всякий случай, для усиления отряда Риута к нему из Кимас-озера выходит подкрепление, которое прибудет в Конец-остров не позже, чем через двадцать четыре часа после письма.